Сумерки богов - Владислав Савин (2014)

И когда придет приказ, и рванут наши вперед, через границу. И приземлятся на наши аэродромы здесь, в итальянском тылу, самолеты с нашими десантниками. И начнется локальный Армагеддон на железных дорогах (уж мы-то позаботимся!). И ударим мы, захватывая мосты, тоннели, и прочие важные объекты (которые как раз взрывать не надо!). И двинемся на Рим — будет по-справедливости, если наши бойцы, готовые сражаться и умирать за новую социалистическую Италию, поучаствуют в освобождении своей столицы (с нашей помощью конечно, чтобы не смели проиграть!). Наше время приходит — а фашизму и капитализму, на свалку истории!

— … если же по злому умыслу я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет ненависть и презрение товарищей, и суровая кара от их руки.

Любопытно, Муссолини тут же, в Италии повесят, когда поймают? Или придержат, чтобы после, вместе с Гитлером?

Берлин, кабинет Рейхсфюрера. 10 февраля 1944.

— Ну, здравствуй, Руди! Порадовал же ты меня… Девять десятых всех, занимающих высокие посты в партии, армии, госаппарате, не говоря уже о деловых кругах — потенциальные, а возможно и реальные предатели и заговорщики? Или я неправильно понял твой доклад?

— Генрих, ты же отлично понимаешь. В таком деле никто не будет оставлять никаких бумаг. И если не дурак — что на таких должностях все же редкость — то и в разговоре не станет расставлять все точки над и. Просто беседа, никого ни к чему не обязывающая: "а если бы", "предположим". И очень может быть, такой поначалу и являющаяся — и оставшаяся ею, при неблагоприятном развитии ситуации. Вот только беседа "а что бы вы сделали, если завтра вдруг помрет наш любимый вождь" имеет совсем другой оттенок, когда ее ведут Фигуры, имеющие власть.

— Есть ли среди болтунов наиболее активные? Главари, которых можно изъять, в назидание другим?

— Активные, Генрих? Строго по иерархии! Поскольку считается, что чем выше пост занимает некто, тем больше он может себе позволить. Так что, при изъятии вышестоящих — те, кто придут на их место, будут ничем не лучше. Может быть, только станут старательнее придерживать язык… первое время.

— Ну и что ты предлагаешь?

— Я? Генрих, я всего лишь орудие в твоих руках. Ты спросил — я ответил. А решать — тебе. Что до моего личного мнения — то я старый человек и давно уже смотрю на жизнь философски. Человек — это такая тварь, что всегда старается прежде всего для себя. Если это совпадает с общей целью, имеем полезного члена общества. Иначе же — преступника. Применительно же к нашему случаю, если взять за цель благо и само выживание рейха, то пока оно несло выгоду большинству, толпа орала "зиг хайль". А сейчас даже не очень умным ясно, что дальнейшее следование той цели завтра легко повлечет большую беду конкретно для него. И как раз умным выглядит предусмотреть свое отступление — разница в том, когда конкретно кто решится? Но предусматривают все. Ведь у тебя же, Генрих, тоже есть валенберговский паспорт? Только не принимай оскорбленный вид, это давно уже секрет Полишинеля, эти сине-желтые книжечки есть сейчас у всех сколько-нибудь значимых людей в Германии. Я не удивлюсь даже, если окажется, что и у самого…

— Ну, Руди… Благодари судьбу, что ты очень мне нужен. И конечно, что ты мой старый друг.

— Я так понимаю, что первое весомее второго? И ты вызвал меня не просто так, поболтать. Давай.

— Что?

— Картину преступления. Зачем тебе еще нужен старый сыскарь?

— Ну что ж… Ты понимаешь, что ни одно слово не должно покинуть этой комнаты?

— Тогда выключи свой магнитофон. Думаешь, я не знаю?

— Уже. Дело очень деликатное.

— Я весь внимание.

— Очередной заговор против фюрера.

— Кто на этот раз?

— Прочти. Всего один листок. Донесение нашего человека в Швейцарии.

Шелест бумаги.

— Дьявол. Дьявол, дьявол!

— Ты напуган, Руди? На тебя не похоже!