Сумерки богов - Владислав Савин (2014)

Какие-то контратаки последовали в первые же сутки — но они, хотя и приводили временами к глубокому охвату русских позиций, были явно недостаточны по силе, носили явно импровизированный характер, и были отбиты с большими потерями. К тому же очень мешала русская авиация. А через сутки у русских уже были наведены две понтонные переправы, и на левый берег пошли их свежие войска. И они сумели задействовать нашу же захваченную инженерно-строительную технику для укрепления оборонительного рубежа. И когда наконец, лишь 4 февраля, мы сумели, тщательно подготовившись и подтянув силы, начать наступление, чтобы уничтожить русский плацдарм, было поздно. Мои офицеры, помнившие прошлую Великую Войну, говорили, что эта бойня напоминала им Верден и Сомму. Русские, несомненно, также несли потери — но их огонь не ослабевал, а сопротивление оставалось столь же фанатичным. В то же время я, как командующий Группой Армий "Висла", не мог забыть, что мои войска — это последнее, что сейчас имеет Германия! И последние резервы погибали в бессмысленных атаках — одна из свежих пехотных дивизий, полностью укомплектованная, всего через трое суток имела в строю лишь пятую часть боевого состава!

10 февраля мы вынуждены были прекратить атаки. В то время как русские готовы были стоять до конца. 12 февраля я был вызван в ОКХ в Берлин, затем меня пожелал увидеть фюрер. С упорством воинствующего дилетанта, разбирающегося в военном деле на уровне ефрейтора, он стал орать на меня, требуя немедленно одержать победу, и не желая слушать никаких разумных возражений.

А затем он предложил мне применить против русских химическое оружие. "Если это поможет вам победить, фельдмаршал". И заявил, что англосаксы скорее всего предпочтут "не заметить" этого факта. И сказал — что если мы победим, то кто будет судить победителей?

Я не нашел в себе мужества отказаться. Поскольку это однозначно завершилось бы, как в декабре сорок второго, когда я был подвергнут унизительной процедуре наказания, при всем генералитете. Или же это привело бы меня к тесному знакомству с "Комиссией по расследованию особых антигосударственных преступлений" (которую все называют, "комиссия 1 февраля"), крайне редко выносящей иные приговоры, кроме смертной казни. Но я не сказал и "да", чтобы не войти в историю сообщником гнусного преступления. Мой ответ можно было расценить, как обычное приветствие, положенное руководителю государства.

В мое распоряжение была выделена бригада многоствольных 210мм минометов. Боеприпасы, начиненные смертельной фосфорорганикой, находились на складе и могли быть подвезены в течение нескольких часов. Один мой приказ — и на высотах не осталось бы никого живого. И Одерский рубеж обрел бы устойчивость, не было бы ни броска русских на Берлин, ни последующих печальных событий. И я получил бы Дубовые Листья, а возможно, Мечи, к своему Рыцарскому Кресту[10], и вошел бы в историю как автор "чуда на Одере", и как знать, возможно, вся война пошла бы дальше совсем по-иному, отдай я такой приказ.

Но я считал своим долгом, служение не одному фюреру, но и всему германскому народу. Не далее как три дня назад, в ночь на 9 февраля, армада британских бомбардировщиков разбомбила Мюнстер. Даже если допустить, что англичане и американцы забудут о своем заявлении залить Германию отравляющими веществами, если мы первыми применим химическое оружие — русские аэродромы находятся в полутораста километрах от Берлина! И у них господство в воздухе — я сам, по пути из своего штаба, один раз был вынужден, выйдя из машины, укрыться в кювете от налета русских штурмовиков, а наших истребителей в воздухе не было видно! И я достаточно знал о работах, которые еще рейхсвер вел совместно с русскими, еще пятнадцать лет назад — глупо было ждать, что не последует ответа!