Спаситель - Ю. Несбё (2010)

— Да, мы нашли в рвоте полупереваренные куски мяса и послали на анализ ДНК. Думали, они сравнят с мясным архивом, с помощью которого Осский сельскохозяйственный институт обычно отслеживает мясо до места происхождения и производителя. Если мясо имеет особые качественные свойства, то, возможно, его удастся связать с определенным ословским рестораном или кафе. Тычок пальцем в небо, конечно, однако если Станкич за последние сутки нашел себе укрытие, то передвигается он наверняка минимально. И если сперва ел где-то поблизости, то, скорей всего, пойдет туда снова.

— Хм, почему бы и нет? А что в эсэмэске?

— Пишут, что в данном случае ресторан, наверно, китайский. Весьма загадочно.

— Н-да. Позвони, когда узнаешь поточнее. И…

— Да?

Харри сообразил, что намеревался сказать полнейшую глупость: что Халворсен молодчага, что медицина нынче творит чудеса, что все наверняка будет хорошо.

— Ничего.

Беата положила трубку, Харри повернулся к столу с бутылочками. Раз-два — по дрова… Считалка кончилась на «Джонни Уокере». Харри крепко зажал бутылочку в одной руке, а другой открутил — вернее, свернул — крышку. Чувствуя себя Гулливером. Пленник в чужой стране, с пигмейскими бутылками. Он потянул носом знакомый сладковатый запах из узкого горлышка. Всего-навсего один глоток, но тело уже предупреждено о ядовитой атаке, приготовилось. Харри боялся первого, неизбежного рвотного позыва, но знал, что это его не остановит. По телевизору Кнут Гамсун объявил, что больше не способен сочинять.

Харри набрал воздуху, словно собираясь нырнуть, надолго и глубоко.

Зазвонил телефон.

Харри помедлил. После одного сигнала все стихло.

Но едва он взял бутылочку — новый звонок. И опять тишина.

Он смекнул, что звонят снизу, от портье.

Отставив бутылку на ночной столик, он стал ждать. И когда телефон зазвонил в третий раз, поднял трубку.

— Mister Hansen?

— Yes.

Тремя пальцами Харри сжимал бутылочку. Потом запрокинул голову и вылил содержимое в глотку. А спустя четыре секунды уже стоял над унитазом, выблевывая самолетный обед.

Портье указал на уголок отдыха возле фортепиано, где в кресле, выпрямившись, сидела маленькая седая женщина с черной шалью на плечах. Спокойные карие глаза смотрели на Харри. Он остановился у столика, на котором стоял транзисторный приемничек. Бойкие голоса комментировали спортивную передачу, наверно футбольный матч. Звуки радио смешивались со звуками фортепиано, пальцы пианиста скользили по клавишам — он наигрывал попурри из классических кинохитов.

— «Доктор Живаго», — сказала женщина, кивнув на пианиста. — Красиво, правда, мистер Хансен?

Английское произношение и интонация по-школьному правильны. Она слегка улыбнулась, словно сказала что-то забавное, и деликатным, но решительным жестом пригласила его сесть.

— Вы любите музыку? — спросил Харри.

— А разве не все ее любят? Я преподавала музыку. — Она наклонилась к приемнику, прибавила громкость.

— Боитесь, что нас подслушают?

Она снова выпрямилась.

— Что вам нужно, Хансен?

Харри повторил историю о наркодилере возле школы и о своем сыне, чувствуя, как желчь свербит в горле, а собачья свора в животе бешено лает, требуя еще. История звучала неубедительно.

— Как вы меня нашли? — спросила она.

— Один человек из Вуковара подсказал.

— Откуда вы?

Харри сглотнул. Язык сухой, распухший.

— Из Копенгагена.

Она посмотрела на него. Харри ждал. Чувствовал, как между лопатками пробежала капля пота, еще одна выступила на верхней губе. К черту все это, ему требуется лекарство. Сию минуту.

— Не верю я вашей истории, — наконец проговорила она.

— Ладно. — Харри встал. — Мне надо идти.

— Подождите! — решительно остановила его маленькая женщина и жестом велела сесть. — Это не означает, что у меня нет глаз.

Харри сел.