Весь мир театр - Борис Акунин (2009)

Чингиз-хан был в амфитеатре. Сначала Элиза его не видела, но в третьем действии, во время любовной сцены, над головами сидящих вдруг поднялся знакомый силуэт. Убийца, которому сегодня суждено было стать убитым, встал и оперся о колонну, сложив на груди руки. Если он рассчитывал сбить актрису, то просчитался — Элиза обняла Масу с еще большей страстью.

После спектакля, как обычно, выпили по бокалу шампанского. Штерн был очень доволен, сказал, что изложит свои впечатления об игре каждого в «Скрижалях».

В самом конце короткого собрания вдруг появился Фандорин. Поздравил труппу с удачно сыгранным спектаклем — вероятно, из вежливости, потому что в зале Элиза его не видела. Она посмотрела на него только один раз, коротко, и отвернулась. Он на нее и вовсе не глядел. «Погодите же, Эраст Петрович, раскаетесь, — со сладким злорадством подумала она. — Очень скоро».

Потом Девяткин сделал объявление: «Господа, завтра, как обычно, репетируем в одиннадцать. Но учтите: отныне к опоздавшим будут неукоснительно применяться меры, безо всякого снисхождения. Штраф в один рубль за каждую минуту опоздания!» Все на это поворчали, повозмущались и стали расходиться.

— Хан здесь, — шепнула Элиза своему секунданту. Ее била дрожь. — Будьте наготове, ждите. Сегодня всё решится!

— Места себе не нахожу, — сказал Девяткин, когда они остались вдвоем. — А если вы замешкаетесь и он выстрелит раньше? Опомнитесь! Женское ли это дело?

— Ни за что. Жребий брошен.

Она храбро улыбнулась, вскинула подбородок. От резкого движения закружилась голова, и Элиза испугалась, что упадет в обморок. Но ничего, обошлось. Только колени дрожали все сильней.

Тогда Жорж вздохнул и достал из кармана небольшую штуковину черного металла.

— Вы героиня. Кто я такой, чтобы удерживать вас от подвига? Это вам, держите.

Она взяла легкий, почти ей по руке, пистолет.

— Что это? Зачем?

— «Баярд». Благородное оружие с благородным названием. Я потратил на него всё, что оставалось от жалования. А «наган» оставлю себе. Если вы окажетесь в опасности, я буду наготове. Уж этого запретить вы мне не можете!

На глазах у нее выступили слезы.

— Спасибо… Теперь я не буду бояться. Почти… Но как из него стреляют?

— Пойдемте в подвал. Я покажу.

Они спустились, и она отстреляла целую обойму. Это было совсем другое дело! Оружие можно было держать одной рукой, отдача почти не чувствовалась, а пули легли в манекен рядышком.

Доволен остался и Жорж. Он вставил новые пули, щелкнул чем-то, вернул пистолет Элизе.

— Теперь просто с предохранителя — и огонь! Помните: я рядом, я начеку.

По пути к выходу она проинструктировала секунданта еще раз:

— Вы ни в коем случае не оглядываетесь. Ни во что не вмешиваетесь. Только если я позову на помощь, хорошо?

Он кивнул, с каждым мгновением делаясь все мрачнее.

— Не вздумайте вытаскивать свой «наган»! Вы погубите нас обоих!

Снова кивнул.

— Лишь в том случае, если хан приготовится стрелять. Вам всё понятно?

— Понятно-то понятно… — пробурчал Девяткин. В это время они проходили мимо зала.

— Подождите минуту.

Ее потянуло взглянуть на театральный занавес. Может быть, она его больше никогда не увидит. А если увидит, то нескоро. Ведь на время процесса ее, наверное, посадят в тюрьму?

Уборщики уже заканчивали свою работу: внесли и поставили возле помоста столик Ноя Ноевича — для завтрашней репетиции. Сверху, строго посередине, как любит Штерн, установили лампу, положили чистую бумагу, оточенные карандаши и, с особым почтением, «Скрижали».

Элизе захотелось прочесть, что там написал про ее нынешнюю игру Ной Ноевич.

Приятно: «Для Э. Л.: Чудесная взвинченность! Рецепт успеха: натягивать струну до предела, но не обрывать!»

Это на сцене. А в жизни иногда приходится и оборвать.