– На мой слух, это звучит довольно плоско и неумело, тебе не кажется?

Кира покачала головой:

– Нет. Наоборот. Родителям это вовсе не кажется плоским – они это любят!

Можно ли такое понять? Что касается меня, то если бы кто-нибудь обратился ко мне с такими приторными словами, я бы отнесся к нему с недоверием.

– Так ты считаешь, что я могу явиться к твоей маме с таким дешевым номером?

Кира кивнула:

– Да, постарайся быть как можно ласковее. Тогда она точно оттает и сразу почувствует себя лучше.

– Ласковее? Значит, все-таки вылизать ей уши?

– Что ты заладил – вылизать да вылизать! – Кира рассмеялась.

– А что? Вот так – лизнуть справа, потом слева… На мой взгляд, это очень приятно.

– Нет, пожалуй, не надо. Мама просто не поймет, что ты хочешь к ней приласкаться, и ничего хорошего не получится.

– Жалко. Я бы охотно попробовал.

– Лучше всего сядь возле нее на диван и положи голову ей на колени. Если после этого она погладит тебя по голове, значит, у тебя все получилось. Тогда скажи ей те слова, которые я велела тебе запомнить, – ну, что тебе жалко, что все так вышло с майкой… И дело в шляпе. Гарантирую.

– Понял: как только твоя мама закончит разговаривать по телефону с Ольгой, я приласкаюсь к ней и изображу из себя раскаявшуюся грешницу. Надеюсь, что к тому времени, когда Вернер вернется домой, она успокоится и все будет в порядке. По крайней мере тут, на Хохаллее. А с Вадимом нам еще предстоит разобраться. Кстати, мы уже кое-что придумали… – Так я элегантно подвел Киру к теме, которая занимала меня сейчас больше всего.

– Кто это «мы»? – с любопытством спросила Кира.

– Том, Паули и я. Вернее, прежде всего Паули.

– Ой, неужели ты все-таки общаешься с ними?!

– Уж это гораздо лучше, чем иметь дело с противной Леонией, – упрямо возразил я. Я обнаружил, что меня жутко возмущает, когда Кира говорит что-то неприятное про Тома и Паули. Впервые в жизни я чувствовал, что мне кто-то важен за пределами дома на Хохаллее, 106а. Конечно, к моему профессору, а теперь и к Кире, которую я давно уже считал членом нашей семьи, я относился по-другому, они были мне ближе. Но в школе я радовался, когда видел Тома и Паули, и поэтому сердился на Киру за ее пренебрежение к ним. У меня немедленно возникало желание их защитить. Я был уверен, что и они сделают ради меня то же самое. Что это было? Неужели дружба?

Кира вздохнула:

– Уинстон, тебе этого не понять. Ведь ты кот, а не девочка. Я не отрицаю, что Том и Паули приятные ребята. Но они вроде как вне нашего класса, изгои, чужие, не такие, как все! А если ты слишком много общаешься с такими изгоями, ты и сам рано или поздно делаешься таким же чужим для остальных ребят. Все просто. У меня еще нет ни одной подружки в классе, а если бы Леония относилась ко мне нормально, я быстро стала бы там своей. Для меня это очень важно! Понимаешь?

Я кивнул:

– Да, это понимаю даже я, домашний кот-одиночка. Поэтому я и сделал попытку подружиться с теми девчонками – иначе ни за что не стал бы красть ту проклятую майку! Я сделал это ради тебя! Но позволь мне, мудрому коту, дать тебе один совет: тебя должны уважать, в противном случае ни о какой дружбе не может быть и речи. И чем больше ты унижаешься, стараясь кому-то понравиться, тем меньше тебя будут уважать!

Это точно. Уважение. О-о-очень важно! Может, я не знаю о дружбе столько, сколько знают люди, но в уважении прекрасно разбираюсь, как все коты. В кошачьей среде это очень важно – достаточно вспомнить мой неудачный опыт общения с дворовыми кошками. При одной только мысли об Одетте и ее приятелях у меня моментально портилось настроение. Но этим я займусь позже. Я не мог решать одновременно так много проблем. Сначала надо было разобраться с Вадимом. Я кашлянул:

– Ладно, давай пока отложим в сторону наши споры о том, с кем надо дружить, а с кем нет. Паули с Томом предложили классную идею, как нам добраться до Вадима!