Игра престолов - Джордж Мартин (2012)

— Лорд Хостер прикован к постели, миледи, — объяснил стюард отца. Когда же успел этот добрый человек настолько постареть, откуда взялась седина? — Он приказал мне немедленно доставить вас к нему.

— Я сам провожу ее. — Эдмар повел ее вверх по причальной лестнице, потом через нижний двор, где некогда Петир Бейлиш и Брандон Старк скрестили из-за нее мечи. Массивные, сложенные из песчаника стены крепости поднимались над ними. Входя в дверь, которую охраняли стражники с гребнями-рыбами на шлемах, она опасливо спросила:

— Ему очень плохо?

Эдмар посмотрел на нее с печалью.

— Ему недолго жить среди нас, так говорят мейстеры. Отца мучают боли, они не оставляют его.

Слепой гнев наполнял Кейтилин; гнев на весь мир, на брата Эдмара, на сестру Лизу, на Ланнистеров, мейстеров, наконец, на Неда и отца… на чудовищную несправедливость богов, решивших отобрать у нее сразу обоих.

— Надо было известить меня, — сказала она. — Ты должен был послать мне слово сразу, как только узнал об этом.

— Отец запретил. Он не хотел, чтобы наши враги проведали о его близкой смерти. Он опасался, что, когда повсюду война, Ланнистеры могут воспользоваться его слабостью.

— И напасть на Риверран, — жестко договорила за него Кейтилин. «Твоя работа, твоя, — шептал внутренний голос. — Если бы ты не схватила карлика…»

Они молча поднимались по винтовой лестнице. Как и сам Риверран, крепость была треугольной. Треугольным был и солярий лорда Хостера. Каменный балкон выдавался на восток кормой какого-то гигантского корабля. Отсюда владетель замка мог видеть стены и укрепления, а за ними простор, образовавшийся при слиянии вод. Кровать отца переставили на балкон.

— Он любит сидеть на солнышке и смотреть на реки, — объяснил Эдмар. — Отец, погляди, кого я привел. Кет пришла повидать тебя…

Хостер Талли всегда был внушительным мужчиной: рослым и широкоплечим в молодости, объемистым в зрелые годы. Теперь он словно съежился, плоть исчезла, оставив кости. Даже лицо его обтянула восковая кожа. Когда Кейтилин в последний раз видела отца, каштановые волосы и борода его едва подернулись сединой. Теперь они сделались белыми, словно снег.

Глаза отца открылись.

— Кошечка, — пробормотал он тонким и неровным, полным боли голосом. — Моя маленькая кошечка! — Дрожащая улыбка прикоснулась к его лицу, и он протянул руку. — Я ждал тебя…

— А теперь я оставлю вас, чтобы вы поговорили, — сказал брат, нежно поцеловав лорда-отца в лоб, прежде чем уйти.

Кейтилин преклонила колено и взяла руку отца. Большая ладонь сделалась теперь бесплотной, кости ходили свободно под кожей; все силы оставили его.

— Ты мог бы известить меня, — сказала она. — Послать всадника или ворона…

— Всадников перехватывают и допрашивают, — сказал он. — Воронов сбивают. — Судорога боли пронзила его, пальцы стиснули ее руку. — Крабы угнездились в моем животе… они щиплются, всегда щиплются, день и ночь. У них жуткие клещи, у этих крабов. Мейстер Виман делает мне сонное вино из макового молока. Я много сплю… но я хотел бодрствовать, когда ты придешь. Я уже боялся… когда Ланнистеры захватили твоего брата и вокруг стояли враги… я боялся, что уйду, не повидавшись с тобой… Я боялся…

— Я здесь, отец, — сказала она. — С Роббом, моим сыном. Он тоже хочет видеть тебя.

— С твоим сыном… — шепнул он, — помню, у него были мои глаза.

— Были и есть. А еще мы привели Джейме Ланнистера — закованным в железо. Риверран вновь свободен, отец!

Лорд Хостер улыбнулся:

— Я видел. Вчера ночью, когда это началось, я велел им… надо было посмотреть. Меня принесли в Надвратную башню, и я следил с крыши. Ах, это было прекрасно… огненным ручьем текли факелы, за рекой кричали… какие же это были приятные крики… когда эта их башня вспыхнула, боги, я готов был умереть; я был бы рад смерти, если бы только сперва смог увидеть вас, моих детей. Значит, это сделал твой мальчик? Твой Робб?