Большая охота - Игорь Черепнев, Дмитрий Зурков (2017)

Через некоторое время все желавшие добраться до халявной жратвы и, как потом оказалось, выпивки, получив отпущение грехов в виде двух отметин от нагаек на яго… чуть пониже поясницы, отправились восвояси, проклиная жесточайший произвол проклятого царизма в лице злодея подпоручика Гурова и его людоедов-казаков. Хм-м, а ведь потом, в лагере, они действительно и сами поверят и убедят других в этой сказочке. И будем мы душителями свободы и приспешниками кровавого сатрапа…

Кладовщик, перепуганный до полусмерти, быстро выдал нам все полагающееся, рассыпаясь в многословных изъявлениях благодарности за спасение, и постарался не заметить, как мои бойцы «случайно» прихватили пару лишних ящиков с тушняком и мешок сахара.

* * *

На обратном пути, подходя к казарме, успели на еще один митинг, точнее – на его окончание. Правда, тема была другой. На плацу, обступив ровными прямоугольниками рот обозную двуколку, стоял Дунайский полк. А с повозки, возвышаясь над головами своих солдат, обращался к ним их полковой командир полковник Асташев.

– …Все вы уже знаете, что крепость обречена. И нас ждет германский плен. Но, пока я командую полком, требую… и прошу вас, братцы, не занимайтесь бесчинствами и мародерством. Не роняйте честь полка даже в такой тяжкий момент… И вот еще что. Я дал слово командиру бригады и коменданту, что буду исполнять все приказы. Я разделю судьбу полка и вместе с вами отправлюсь в плен. Но те из вас, кто хочет пробиваться к своим… В общем, если таковые найдутся, – выйти из строя на три шага! На размышленье одна минута!.. Штабс-капитан Федоренко, примите людей. Вы назначаетесь командиром сводного батальона, будете восстанавливать наш 249-й Дунайский, когда прорветесь…

Ручеек добровольцев, сначала жиденький, потом все усиливающийся, вытекает на свободное место перед строем. Насколько отсюда вижу, почти все – старослужащие и унтера. Остальные стоят, хмуро и обреченно переваривая последние известия. Штабс-капитан Федоренко строит на свободном месте своих новых подчиненных в отдельную колонну. М-да, вот и пошло разделение на сильных и слабых, на наших и ваших, на своих и чужих, на красных, белых, зеленых, хамелеонистых. Скоро вся страна будет делиться по подобному признаку… Что-то не вовремя, да и не в тему растекся мыслию по древу. Наверное, виноват прилетевший булыжник, который нажал на голове кнопку «Философствовать». Так, высокие материи и розовые сопли отставить до лучших времен! Готовь отряд к выходу, умник, блин!..

Дав очередные ЦУ и назначив крайних следить за их выполнением, решил еще раз сбегать на радиостанцию, узнать последние новости. Ходу до нее – минут десять, за это время конец света всяко не наступит, хотя гансы уже начали обстрел крепости из пушек. Пока редкий и неточный, но это – пока. И хуже всего то, что в орудийный хор стали вписываться басовые ноты чего-то крупнокалиберного…

Возле входа стоят уже два часовых, причем настроенных довольно решительно. Внутрь, несмотря на все старания, попал только после личного разрешения прапорщика Бенингсона. Этот «Маркони» вышел на шум и, увидев меня, сначала даже замахал руками, мол, ничего больше передавать не буду, и не упрашивайте. Но когда узнал, что я – так, просто проходил мимо и решил заскочить на огонек, типа, узнать что нового в эфире происходит, хитро улыбнулся и дал команду пропустить. Те посторонились с невнятным бурчанием: «Звиняйте, вашбродь. Приказ!»

– Видите ли, господин подпоручик, мне запрещено радировать что-либо от вас. Но никто не запрещал мне передавать радио адресатам. – С этими словами он подает мне листок с несколькими строчками. Берем и читаем: «Отправителю радиограммы за нумером таким-то». Дальше идет одна цифирь, и в конце подпись – «Анатоль».

– Спасибо, господин прапорщик, за добрую весть. – Стараюсь выдерживать предложенный тон. – А вы уверены, что это адресовано именно мне?