Большая охота - Игорь Черепнев, Дмитрий Зурков (2017)

Боковым зрением замечаю, что «финик» прислушивается к нашему разговору, причем, делая вид, что его это абсолютно не интересует. Но в глазах промелькнуло понимание… Он, что, русский язык знает?.. А это – идея!

– Берите три ящика консервов, галеты… Или вот что, зови кого-нибудь из своих, пусть этих посторожит, я сам посмотрю…

Вместе с Михаилом идем к телегам, по пути объясняю ему, какой спектакль должны сейчас разыграть перед гансами. Через несколько минут возвращаюсь обратно, чуть позже подбегает Чернов.

– Вашбродь, все сгрузили, как вы и сказали! С остальным что делать?

– Мешки вспороть, крупу – ровным слоем по поляне. Пусть воробьи с синичками порадуются. Лошадей выпрячь, повозки облить керосином и поджечь. – Краем глаза вижу, как чинуша ловит каждое наше слово. Вот и ладненько! – Обозников пока не развязывать. Еще не придумал, что с ними делать. И с этими – тоже.

О, краснощекость резко уменьшилась. Теперь рядышком сидят две бледные тени отца Гамлета – финик якобы незаметно перевел фразу доктору. Ну, а теперь – самое главное!

– Из медикаментов взять пару десятков бинтов, остальное – оставить здесь.

Михаил, изображая недоумение, вступает в спор:

– Вашбродь! Дык у меня же во взводе из двадцати – семеро ранетых! И трое – тяжко! Давайте все заберем, нам же по лесам еще неделю шастать!

Цальмайстер, делая вид, что любуется окружающим пейзажем, превратился в одно большое ухо. Ну, слушай, слушай…

– Чернов! Сам сказал, что раненых семеро. Это сейчас – три версты до лагеря. – Как бы автоматически машу рукой за спину, в сторону, противоположную «стойбищу». – А потом уходить под Равку надо. Нам и их тащить, и весь этот груз? Не потянем… Все, делай, как сказал!

Деза ушла прямо в широко распахнутые уши! Теперь займемся финансовым вопросом. Желания тащить тяжелый железный ящик с собой нет абсолютно никакого. Но и оставлять здесь его тоже нельзя… Значит, придется помучиться.

– Залесски! Я, конечно же, верю в вашу честность, но, кажется, слишком велико будет искушение присвоить деньги, списав это злодеяние на русских бандитов. Не пытайтесь лепетать что-то о мародерстве. Поскольку деньги еще не выданы на руки, они являются собственностью Германской империи, с коей моя страна находится в состоянии войны. Поэтому я забираю ящик с собой. А для того, чтобы это действо ваше начальство не посчитало банальным разбоем, составим бумагу примерно следующего содержания: я, представитель Российской императорской армии такой-то, в присутствии цальмайстер-аспирантена Михеля Залесски и ассистенцарцта Йозефа Вальтрауба реквизировал деньги в сумме (прописью). Дата, наши подписи. И составить документ необходимо в двух экземплярах. Один – вам, один – мне. В этом случае, если мне будут предъявлены обвинения в криминальных действиях, я сумею оправдаться. Понятно? Вот и славно. Будьте добры, ключик… А эти ведомости можете оставить себе на память о нашей встрече.

На «финика» больно было смотреть, когда он корябал карандашом текст на обратной стороне одной из раздаточных ведомостей. На мордочке – вселенская скорбь и уныние, ручонки трясутся от жадности, но деваться некуда. Отдать такое богатство в алчные руки жестоких русских варваров!.. Ничего, сейчас мы тебе еще один сеанс шоковой терапии проведем!..

После написания «индульгенции» к нам подходит Чернов, невзначай так поигрывая ножом, и задает очень своевременный вопрос:

– Вашбродь, а с германцами что делать?

– А что нужно делать с солдатами противника? Которые не сдались в плен сами, а взяты «с бою»? А, унтер?

В этот момент прорывается просительный писк доктора, которому начфин нашептывает перевод разговора. Вот интересно, есть у него в роду одесские корни? На мордочке явственно написано что-то типа: «Таки я вас умоляю, дайте мине сказать за эту тему!»

– Герр лёйтнант… Вы же обещали нас не убивать…

– Вальтрауб, я не собираюсь вас расстреливать.