На службе зла - Джоан Роулинг (2016)

Минут через десять Робин перевернулась на спину, открыла заплаканные глаза и оглядела свою старую спальню, словно ища поддержки. Когда-то ее комната казалась единственным безопасным местом на земле. Отчислившись из университета, Робин три месяца почти не выходила из этих стен, даже чтобы поесть. Тогда стены были ярко-розовыми – ошибочное интерьерное решение, принятое ею в шестнадцать лет. Робин и сама это понимала, однако не хотела просить отца сделать тут ремонт, а потому скрыла чересчур броский цвет невероятным количеством постеров. Раньше напротив кровати висел огромный плакат Destiny’s Child[27]. Теперь обои в комнате сменились нежно-голубыми: об этом позаботилась Линда, когда дочь переехала к Мэтью в Лондон, но Робин до сих пор представляла Бейонсе, Келли Роуленд и Мишель Уильямс, глядящих на нее с обложки альбома «Survivor»[28]. Видение было связано с худшим временем в ее жизни. Теперь же на стене висело лишь две фотографии: на одной Робин в выпускном классе (Мэтью стоял на заднем плане – самый красивый парень, отказавшийся улыбаться и надевать дурацкую шапочку), а на другой двенадцатилетняя Робин катается на своем стареньком пони Ангусе, лохматом, сильном и упрямом животном с дядиной фермы; Робин души в нем не чаяла, несмотря на его строптивость. Истощенная и измученная, она поморгала, чтобы избавиться от слез, и вытерла мокрое лицо ладонями. Из кухни, находящейся прямо под ее комнатой, доносились приглушенные голоса. Робин была уверена, что мать требует от Мэтью на некоторое время оставить ее дочь в покое, и надеялась, что он ее послушает. Она готова была провалиться в сон вплоть до конца выходных. Через час, когда Робин все так же лежала на двуспальной кровати, сонно глядя на верхушку торчавшей за окном липы, Мэтью постучался в дверь и вошел с кружкой чая в руках:

– Твоя мама говорит, это тебе не помешает.

– Спасибо, – сказала Робин.

– Мы все вместе собираемся смотреть «Гранд-Нэшнл». Мартин поставил кучу денег на Баллабригса.

Ни слова о ее страданиях, о толстокожести Мартина. Мэтью всем видом показывал, что она некоторым образом опозорилась, а он предлагает ей выход. Робин сразу поняла, что он даже не подозревает, какие чувства всколыхнулись в ней при мысли о той несчастной девушке. Нет, он всего лишь досадовал, что в разговоре снова промелькнуло имя Страйка, которого никто из Эллакоттов даже в глаза не видел. Прямо как с Сарой Шедлок на регби, один в один.

– Я не люблю смотреть, как лошади ломают себе шею, – сказала Робин, – и вообще мне нужно немного поработать.

Он взирал на нее сверху вниз, а затем вышел, хлопнув дверью, отчего створка дернулась и снова отворилась.

Робин села, пригладила волосы, сделала глубокий вдох и пошла к туалетному столику за ноутбуком. Поначалу она чувствовала себя виноватой, что взяла компьютер с собой: надеялась выкроить время для своих, так сказать, линий следствия. Но Мэтью с его всепрощением поставил крест на этих надеждах. Пусть себе смотрит скачки. А ее ждут дела поважнее. Вернувшись к кровати, она подложила под спину горку подушек, открыла ноутбук и перешла к закладкам браузера, о которых не знал никто, даже Страйк, который, несомненно, подумал бы, что она попусту тратит время. Робин уже посвятила не один час разработке двух отдельных, но пересекающихся линий следствия, бравших начало от писем, которые она настоятельно рекомендовала Страйку показать Уордлу: сообщение девушки, желавшей отрезать собственную ногу (как видно, несчастная страдала синдромом нарушения целостности восприятия тела, который характеризуется иррациональным желанием удалять здоровые конечности), а также тошнотворное послание от мужчины, которому для чего-то понадобилась культя Страйка.