Тайная история - Донна Тартт (2015)

Я вскочил следом. Прямо под нами, у дверей столовского склада, стояла скорая. Пряча головы от дождя, двое санитаров, осаждаемые кучкой фотографов, спешили к входу с тележкой-каталкой. То, что на ней лежало, было покрыто простыней, но, как раз перед тем как тележку втолкнули внутрь (одно плавное, долгое движение, каким отправляют в печь поддон с хлебами), я заметил торчащий из-под белой ткани желтый уголок дождевика.

Крики и хлопанье дверей на первом этаже. Разгорающаяся суматоха, топот ног, беспорядочные команды; наконец над общим шумом взмыл чей-то хриплый возглас: «Он еще жив?!»

Генри набрал полную грудь воздуха. Потом закрыл глаза и, резко выдохнув, повалился на стул как подстреленный.

В тот день, примерно в половине второго, Холли Голдсмит, восемнадцатилетняя студентка театрального факультета, решила отправиться на прогулку со своим золотистым ретривером по кличке Мило.

Холли знала о поисках Банни, но, как и большинство первокурсников, участия в них не принимала, пользуясь неожиданными «каникулами», чтобы как следует выспаться и подготовиться к экзаменам. Вполне естественно, она не горела желанием столкнуться с поисковыми отрядами, а потому рассудила, что лучше всего будет обогнуть теннисные корты и направиться к ущелью — его уже давно прочесали, кроме того, место очень нравилось ее питомцу.

Вот что сказала Холли:

Когда мы туда пришли, я спустила Мило с поводка, чтоб он поиграл… Я, значит, просто осталась стоять у края, а он спустился вниз и начал там, как обычно, бегать-прыгать… Вот, и тут я поняла, что забыла дома «собачий мячик» — полезла в карманы, а его нет. Тогда я пошла набрать каких-нибудь палок — ну, чтоб Мило их покидать, — а когда вернулась, гляжу, он что-то держит в зубах и еще головой так мотает. Я его зову — не слушается: ну, думаю, наверно, кого-то поймал — кролика там или мышь.

Похоже, Мило его откопал, то есть голову его и, э-э, грудь, кажется, — было не очень хорошо видно. А первое, что я потом разглядела, — это очки… дужка одна соскочила… болтались… да, если можно… лизал ему лицо… у меня сначала мелькнуло, что он… [далее неразборчиво].

Уборщица выпустила из рук швабру, из кухни высыпали повара, обслуга облепила перила. Мы слетели по ступенькам и полным ходом понеслись по первому этажу — мимо кафетерия, мимо почты (тетка в рыжем парике, в кои-то веки отложив корзинку с пряжей, покинула коммутатор и застыла в дверях, провожая нас любопытным взглядом) и дальше по коридору, пока не оказались в главном зале. Там стояла мрачная группа полицейских, бродили охранники, я увидел шерифа и местного егеря, в сторонке плакала какая-то девушка, все говорили наперебой, кто-то делал снимки, и вдруг чей-то голос окликнул нас: «Эй, вы! Вы ж вроде знали этого парня?»

Повсюду замелькали вспышки, и в мгновение ока нас окружил лес камер и микрофонов.

— Вы давно с ним дружили?

— …замешаны наркотики?

— …путешествовали по Европе, это правда?

Генри выставил перед собой ладонь: белый как мел, на верхней губе — бусины пота, в линзах очков синие всполохи — я никогда не забуду, как он выглядел в ту минуту.

— Отстаньте от меня, — пробормотал он и, схватив Камиллу за руку, начал проталкиваться к выходу.

Толпа откатилась к дверям, преграждая нам путь.

— …скажете насчет того, что?..

— …связывали тесные отношения?

В лицо Генри почти уперлось черное рыло камеры. Он отмахнулся, и та с треском упала на пол, выплюнув батарейки.

Владельцем оказался какой-то толстяк в бейсболке — вскрикнув, он было нагнулся за камерой, но тут же выпрямился и с проклятьями кинулся вслед за Генри, намереваясь схватить его за шиворот. Пухлые пальцы скользнули по ткани пиджака, и Генри молниеносно обернулся.