Долгая прогулка - Стивен Кинг (2013)

Будете, мысленно сказал им Гаррати. Будете, иначе умрете.

Нам все равно, ответили ему ноги. Нам безразлично, пусть мы умрем, умрем, умрем.

Мышцы размягчались, таяли, как мороженое на жарком солнце. Они беспомощно дрожали. Они дергались, как марионетки в руках неумелого кукловода.

Предупреждения гремели справа и слева, и Гаррати подумал, что очень скоро тоже получит предупреждение. Он сосредоточил взгляд на Олсоне, отчаянно стараясь шагать с ним в ногу. Они вместе взойдут на этот смертоносный холм, и он заставит Олсона открыть ему тайну. А потом будет легко, ему не будет дела ни до Стеббинса, ни до Макврайса, ни до Джен, ни до отца, да, и даже до Фрики Д’Аллессио, чья голова раскололась, как головка пластмассовой куклы, на Федеральном шоссе 1.

Что там, в сотне футов впереди? В пятидесяти? Что?

Он задыхался.

Прогремели выстрелы. Последовал громкий пронзительный крик, заглушенный новой серией выстрелов. Они получили еще одного на этом холме. Гаррати ничего не видел в темноте. Кровь мучительно пульсировала в висках. Он обнаружил, что ему совершенно наплевать, кому достался билет. Не важно. Только боль имеет значение, боль, разрывающая его ноги и легкие.

Поворот. Дорога стала ровной. Еще более крутой поворот в начале спуска. Дорога теперь шла слегка под гору, следовательно, можно восстановить дыхание. Но ощущение таяния в мышцах не уходило. Скоро откажут ноги, спокойно подумал Гаррати. Они не донесут меня до Фрипорта. Вряд ли они донесут меня хотя бы до Олдтауна. По-моему, я умираю.

В ночной тишине стал слышен шум, дикий, экстатический гул. Человеческий голос, множество голосов, раз за разом повторяющих одно и то же слово:

Гаррати! Гаррати! ГАРРАТИ! ГАРРАТИ! ГАРРАТИ!

Господь Бог или его отец сейчас отсечет ему ноги, а он еще не успел узнать тайну, тайну, тайну…

Гром: ГАРРАТИ! ГАРРАТИ! ГАРРАТИ!

Это не отец и не Господь Бог. Похоже, это все учащиеся Олдтаунской средней школы в полном составе в унисон скандируют его фамилию. Когда они разглядели его белое, измученное, напряженное лицо, ритмическое скандирование превратилось в беспорядочный неумолчный крик. Стоявшие в первых рядах размахивали автоматическими ружьями. Мальчишки оглушительно свистели и целовали своих девушек. Гаррати помахал им, улыбнулся, кивнул и осторожно приблизился к Олсону.

— Олсон, — шепнул он. — Олсон.

Возможно, глаза Олсона зажглись на мгновение. Как будто изношенный стартер разбитого автомобиля выпустил одну-единственную искру.

— Скажи мне как, Олсон, — шептал он. — Скажи, что надо делать.

Школьники и школьницы (Неужели я ходил когда-то в школу? — подумал Гаррати. Или мне это приснилось?) остались позади, но продолжали кричать.

Глаза Олсона тяжело задвигались в провалившихся глазницах, как будто они заржавели и нуждались в смазке.

— Да, вот так, — оживленно зашептал Гаррати. — Говори. Говори со мной, Олсон. Расскажи мне. Расскажи.

— А, — сказал Олсон. — А. А.

Гаррати придвинулся еще ближе, положил руку Олсону на плечо и оказался в зловонном облаке пота, несвежего дыхания и мочи.

— Прошу тебя, — сказал Гаррати. — Постарайся.

— Га. Го. Госп. Господень сад…

— Господень сад, — неуверенно повторил Гаррати. — Так что про Господень сад, Олсон?

— Он. Зарос. Сорной. Травой, — печально сказал Олсон. Голова его свободно болталась. — Я.

Гаррати молчал. Он не мог говорить. Начался еще один подъем, и он опять задыхался. А Олсон, казалось, вообще уже не дышал.

— Я не. Хочу. Умирать, — закончил Олсон.

Взгляд Гаррати буквально прикипел к черному сгустку плоти, в который превратилось лицо Олсона.

— А? — Олсон со скрипом повернулся к нему и медленно поднял разваливающуюся голову. — Га. Га. Гаррати?

— Да, это я.

— Сколько времени?

Гаррати уже успел заново завести часы и установить их на истинное время. Одному Богу известно зачем.

— Без четверти девять.