Исчезнувшая - Гиллиан Флинн (2013)

Это казалось глупым, но льстило невероятно. Люди тратили столько сил, чтобы разгадать мою натуру.

Ответ: я просто не люблю вишни.

Близилась половина двенадцатого. В полицейском участке стояла какофония. Звонили телефоны, кричали люди. Женщина, чьего имени я не расслышал и у которой рассмотрел только раскачивающуюся копну волос, вдруг оказалась рядом со мной. Я понятия не имел, как долго она находилась поблизости.

— …И самое главное, Ник, нужно привлечь людей к поискам Эми, надо им показать: у нее есть семья, ее любят и хотят. Все будет под контролем. Ник, вам нужно будет… Ник?

— Чего?

— Люди захотят услышать заявление ее мужа.

Через все помещение ко мне бежала Го. Она проводила меня до управления, потом отправилась в «Бар», но пробыла там не больше получаса, а теперь вернулась, как будто не видела меня неделю, и лавировала между столами, не обращая внимания на молодого офицера, которому наверняка поручили провести ее внутрь спокойно и без шума.

— Пока все хорошо? — спросила Го, крепко обнимая меня одной рукой. Но в семейке Данн никогда не получалось правильно обниматься — ее палец ткнулся мне в правый сосок. — Жалко, что мама сейчас не с нами, — шепнула она, будто читая мои мысли. — Нет новостей? — произнесла сестра, отстранившись.

— Ничего. Мать его! Ничего…

— Похоже, ты не слишком хорошо себя чувствуешь.

— Я чувствую себя как сраное дерьмо. — Хотелось добавить, что я поступил как полный идиот, не прислушавшись к ее словам о выпивке.

— Я бы тоже прикончила бутылку. — Сестра похлопала меня по спине.

— Так, уже пора, — волшебным образом материализовалась женщина из прессы. — Получится неплохая передача на выходные, на Четвертое июля.

Она проводила нас в мрачный конференц-зал — алюминиевые жалюзи, складные стулья и стайка скучающих репортеров — и заставила подняться на сцену. Меня охватила неловкость, будто я произношу третью речь на второстепенной бизнес-встрече, когда аудитория заполнена усталыми людьми, только и думающими о том, как бы вырваться на обед. Но репортеры приободрились, увидев меня — молодого, прилично одетого парня. Потом администраторша водрузила на подставку картонку с наклеенной увеличенной фотографией Эми. Восхитительный портрет. Глядя на него, хотелось воскликнуть: «Как может быть женщина столь прекрасна?»

Она могла, она прекрасна. Я не отрываясь смотрел на фотографию моей жены, а в это время репортеры защелкали и зажужжали камерами. Я вспоминал тот день в Нью-Йорке, когда разыскал ее после долгой разлуки. Тогда я увидел только светлые волосы и затылок, но сразу узнал Эми. Я воспринял это как знак. На своем веку мне случалось видеть миллионы голов, но я сразу распознал изящный череп Эми, плывущий впереди по Седьмой авеню. Я понял, что это она, понял, что нам суждено быть вместе.

Сверкали вспышки. Я встрепенулся и огляделся по сторонам. Происходящее казалось сюром. Так часто говорят люди, описывая что-то необычное. Раньше я думал: «Ну откуда вы, мать вашу, можете знать, что такое сюр?» Похмелье давало о себе знать. Левый глаз пульсировал, словно сердце.

Фотокамеры продолжали щелкать, кинокамеры — жужжать. Два семейства, поджав губы, стояли рядом. Из всех нас только Го немного напоминала живого человека. Остальные — биороботы, клонированные и растыканные туда и сюда. Эми на картинке и то выглядела более живой. Всем нам доводилось видеть подобные пресс-конференции, когда бесследно пропадали другие женщины. И теперь мы сами вынуждены играть в спектакле для прессы — взволнованная, но преисполненная надежд родня. Мутные от кофеина глаза, руки — как у тряпичных кукол.

Прозвучало мое имя, аудитория затаила дыхание. Шоу начинается.