Инферно - Дэн Браун (2018)

– Вот и славно, – сказала Сиенна, выключая воду и осторожно вытирая ему руку чистым полотенцем.

Глядя, как она накладывает ему на локоть новую повязку, Лэнгдон вдруг заметил нечто, ужасно его огорчившее. Почти сорок лет он носил подаренные родителями коллекционные часы с изображением Микки-Мауса. Веселая мордашка Микки, распростершего объятия, неизменно вызывала у него улыбку и поднимала настроение.

– Мои… часы, – пробормотал Лэнгдон. – Они пропали! – Без них ему вдруг стало очень неуютно. – Они были на мне, когда я попал в больницу?

Сиенна удивленно на него посмотрела, не понимая, как такая мелочь может его беспокоить.

– Я не помню никаких часов. Постарайтесь привести себя в порядок. Я скоро вернусь, и мы решим, к кому обратиться за помощью. – Она повернулась, чтобы идти, но на пороге остановилась и встретилась с ним взглядом в зеркале. – А пока меня нет, советую хорошенько подумать, почему кто-то желает вас убить. Думаю, это первое, о чем спросят власти.

– Постойте, вы куда?

– Вы не можете разговаривать с полицией полуголым. Попробую достать вам одежду. У моего соседа примерно ваш размер. Он сейчас в отъезде, и я кормлю его кошку. Так что он мой должник. – С этими словами Сиенна вышла.

Роберт Лэнгдон повернулся к маленькому зеркалу над раковиной и едва узнал себя в отражении. Кто-то желает мне смерти. В голове у него снова зазвучало услышанное на диктофоне слово, которое он бормотал в бреду.

Визири. Визири.

Он напряг память, пытаясь отыскать в ее глубинах хоть какую-то подсказку… хоть что-нибудь. Но там была одна пустота. Он знал только то, что находился во Флоренции с пулевым ранением в голову.

Вглядываясь в свои усталые глаза, Лэнгдон вдруг подумал, что все это ему снится и он скоро проснется дома в любимом кресле с пустым бокалом в одной руке и томиком «Мертвых душ» в другой. И поймет наконец, что смешивать Гоголя и джин «Бомбейский сапфир» нельзя ни в коем случае.

Глава 7

Лэнгдон выбросил испачканную кровью больничную сорочку и обмотал вокруг талии полотенце. Ополоснув лицо водой, он осторожно потрогал швы на голове и почувствовал боль. Потом пригладил спутанные волосы, и рана сделалась почти незаметной. Таблетки кофеина начали действовать, и туман в голове наконец стал постепенно рассеиваться.

Думай, Роберт. Вспоминай.

Внезапно маленькая ванная без окон вызвала у него приступ клаустрофобии, и Лэнгдон вышел в коридор, куда пробивался свет из приоткрытой двери комнаты. Комната оказалась импровизированным кабинетом, в котором стоял дешевый стол с потертым вращающимся стулом, на полу были разбросаны книги и, к счастью… имелось окно.

Лэнгдон подошел к нему.

Первые лучи тосканского солнца озаряли самые высокие шпили просыпавшегося города – колокольни Джотто, башни Бадия, дворца Барджелло. Лэнгдон прижался лбом к холодному стеклу. Солнечный свет, уже заливавший склоны гор, казался особенно выразительным на хрустящем от холода мартовском воздухе. Излюбленное освещение живописцев.

Посреди горизонта высился величественный купол, облицованный красной черепицей и увенчанный золоченым медным шаром, который сверкал на солнце, словно луч маяка. Собор Санта-Мария-дель-Фьоре. Возведением гигантского купола над кафедральным собором города Брунеллески навсегда вписал свое имя в историю архитектуры, и его творение высотой в триста семьдесят пять футов уже пятьсот лет стоит на центральной Соборной площади.

Но что я делаю во Флоренции?

Для Лэнгдона, страстного поклонника итальянского искусства, Флоренция была одним из любимейших мест во всей Европе. На ее улицах в детстве играл Микеланджело, эпоха итальянского Возрождения зародилась в ее художественных мастерских. Миллионы туристов приезжали во Флоренцию, чтобы посетить ее музеи и полюбоваться «Рождением Венеры» Боттичелли, «Благовещением» Леонардо и главной гордостью флорентинцев – статуей Давида.