Пентаграмма - Ю. Несбё (2009)

— В конверт он вложил свою фотографию: наверное, в предыдущем письме она умоляла ее прислать. Я узнал его. Это был норвежец, которого мы встретили в кафе на Перловой — весьма сомнительной улице Праги, где полно проституток и более или менее замаскированных борделей. Когда мы вошли, он сидел у стойки. Я обратил на него внимание, потому что он выглядел как модель фирмы «Босс» — солидный и стильный мужчина, элегантно одет и уже в возрасте. Но с такими молодыми, игривыми глазами, которые больше всего нравятся женщинам. Я не особенно удивился, когда через некоторое время этот мужчина подошел к нашему столику, представился по-норвежски и предложил купить у него подвеску. Я вежливо отказался, но он все равно достал ее из кармана и показал Лисбет. Она, разумеется, начала вздыхать и говорить, как ей понравилось украшение, — красный бриллиант в форме пятиконечной звезды. Когда я спросил, сколько он хочет за подвеску, он заломил такую цену, что я посчитал это безумием и попросил его уйти. Улыбаясь как победитель, он написал на бумажке адрес другого кафе и сказал, что мы сможем встретить его там в то же время, если вдруг передумаем. Бумажку он, разумеется, подал Лисбет. Я помню, что полдня после этого ходил в плохом настроении, но потом все забылось. Лисбет умеет избавлять от ненужных мыслей. Умела… — Вилли провел пальцем по щеке. — Одним своим присутствием.

— Хм… А что было в другом письме?

— Это было ее письмо, которое она отправила ему, но на почте поставили штамп: «Вернуть адресанту». Она писала, что пытается отыскать его всеми возможными способами, но по телефону, который он ей дал, никто не отвечает, а в пражской справочной новый номер не зарегистрирован. Она писала, что надеется, письмо все-таки дойдет до него, и спрашивала, не уехал ли он из Праги и разобрался ли с экономическими проблемами, из-за которых ему приходилось занимать деньги у нее.

Вилли хохотнул:

— Если что, она вновь готова помочь, потому что любит его. Больше ни о чем не думает, разлука сводит ее с ума. Она надеялась, что со временем это пройдет, но вместо этого будто отрава разлилась по всему ее телу, и теперь страдает каждая клеточка. А некоторым клеточкам, должно быть, приходилось особенно туго. Потому что, она писала, когда она позволяет своему супругу — то есть мне — заниматься с ней любовью, то закрывает глаза и представляет его на моем месте. Естественно, я был потрясен. Но я просто умер, когда увидел дату на конверте. — Вилли снова зажмурился. — На штампе значился февраль этого года.

Новая вспышка молнии озарила комнату, и тени, словно призраки, взметнулись на стены.

— Что в таких случаях обычно делают? — спросил Вилли.

— Действительно, а что?

Вилли бледно улыбнулся:

— Не знаю. Я приготовил ей ужин с паштетом из гусиной печени и стаканом сладкого белого вина. Я устелил ее постель розами, и мы любили друг друга ночь напролет. А когда под утро она уснула, я лежал и смотрел на нее. Я знал, что не могу без нее жить, но знал я и другое: чтобы полностью ее обрести, мне сначала нужно ее потерять.

— Значит, тогда ты и начал планировать всю эту постановку? Каким образом убьешь свою жену и одновременно позаботишься о том, чтобы наказание за это понес человек, которого она любит.

Вилли пожал плечами:

— Я подошел к этой работе, как ко всякой другой. А любой сотрудник театра знает, что главное — это иллюзия. Ложь должна быть настолько правдоподобной, что в правду не захочется верить. Возможно, звучит парадоксально, но с моей профессией быстро понимаешь, что достичь этого куда легче, чем обратного. Люди сильнее привыкли ко лжи, чем к правде.

— Хм… Расскажи, как ты это делал?

— Зачем мне рисковать?

— Все равно я не смогу использовать твои слова в суде. Я не свидетель и в квартиру твою проник незаконным образом.

— Да, но ты умный парень, Харри. Может, я проговорюсь, а вы потом используете это для следствия.