Земля мертвых - Земля мертвых (2019)

И все же на следующее утро, в четверг, 7 ноября, он решил нанести ей визит. Он все выяснил: Клаудия Мюллер проживает сейчас на улице Миромениль. Один раз не считается, и он сел в метро на станции «Данфер-Рошро», купив все главные газеты: узнать, что пишут в прессе. Мнения разделились на два лагеря, как у Корсо с Бомпар: одни полагали, что самоубийство Собески – это признание его виновности, а другие считали, что его поступок, наоборот, продиктован отчаянием невиновного, которого ошибочно осудили.

Никто не знал о существовании узла – в прессу информация еще не попала. Но и сама деталь была двусмысленной. Самое очевидное объяснение: использовав узел преступника, художник заявлял, что он убийца. Но для тех, кто знал Собески – а Корсо его знал, – это могло означать и последнюю провокацию. Способ сказать: «Вы этого хотели? Что ж, получайте. Хоть вы и не поймете, я даю вам окончательное доказательство того, что все вы – чертова банда мудаков».

В действительности Корсо больше не собирался докапываться, кто убил, кто солгал и кого убили. Он решил перевернуть страницу. Самоубийство Собески стало финальной точкой.

А вот от красавицы отказаться непросто.

В конечном счете истина очень проста: он хотел воспользоваться смертью художника, чтобы еще раз увидеть Клаудию Мюллер. Если дурацкая мысль постоянно крутится у вас в голове…

Ее дом не был одним из османовских монументальных сооружений, крепких и бравых, которыми славится Восьмой округ, нет, он представлял собой узкое кирпичное строение, напоминающее высокую башню.

Код не понадобился, грузчики заблокировали дверь, оставив ее открытой. Корсо вообразил, что переезжает сама Клаудия… Он стал карабкаться по винтовой лестнице – скорее уж восемнадцатый век, чем девятнадцатый, – сталкиваясь со здоровяками, тащившими кучу упакованных предметов и рам. Корсо задумался, не подарил ли Собески одну из своих работ Клаудии. И тут же подавился невысказанным сарказмом. Неподходящий момент, чтобы пороть всякую чушь. Совсем неподходящий…

Он уже миновал третий этаж и продолжал подниматься, как вдруг через приоткрытую дверь заметил Клаудию собственной персоной. Сидя в гостиной на диване, с которого еще не сняли суконный чехол, она что-то набирала на мобильнике. В ясном зимнем свете ее профиль выделялся на фоне синего неба – штор на окнах еще не было – с четкостью и резкостью порезов бритвой на полотнах Фонтана́[81].

Корсо в восхищении замер. Упрямый выпуклый девичий лоб, прямой нос, словно изваянный в благословенную эпоху греческих скульпторов, идеально очерченные губы и, наконец, брови, которые могли бы показаться слишком заметными, но вместо этого возносили произведение в целом на вершину элегантности. Возможно, Клаудия обладала потрясающими человеческими качествами, волнующим прошлым, природным очарованием и чем угодно вдобавок, но на все это, вместе взятое, было плевать. Корсо околдовывала ее физическая красота.

Катрин Бомпар, когда рассуждала о любви – а с ней это случалось, как ни странно, довольно часто, – говорила: «Мужчины любят только то, что снаружи, а женщин интересует только то, что внутри. Нам нравится плод и его вкус. Они довольствуются кожурой».

Он решил прервать свое восхождение и сказал про себя, не отрывая глаз от Клаудии: Согласен на кожуру.

Заметив Корсо в приоткрытые створки среди снующих по лестнице грузчиков, она ему улыбнулась – вот уж чего он не ожидал.

Невольно он остановился на пороге, и Клаудия пошла ему навстречу. У нее был тот же потерянный взгляд, который он несколько раз замечал во время процесса. В глазах этой решительной адвокатессы и манипулятора порой как будто мелькало удивление человека, действующего наугад, колеблющегося между недоумением и неуверенностью.

Она пригласила войти, подтолкнула к гостиной и исчезла, чтобы приготовить чай. Все удивительнее и удивительнее.