За мгновения до... - Виктория Мальцева (2020)

— Но, объективно, моей вины было не меньше. Пожалуй, у меня там тоже накопился список длиной… с километр! — улыбается. — Список поступков и слов, требующих прощения.

Я не хочу сейчас улыбаться, но по какой-то неясной причине делаю именно это.

— Честно говоря, я плохо помню подробности, — признаюсь. — В памяти остались только… основные события.

— И у меня, — отвечает с улыбкой. — Голова болела долго — это хорошо помню, а остальное…

То была среда — с тех пор среды я ненавижу — лето, каникулы, мы дома одни, потому что мама в отъезде, а Дэвид, разумеется, в офисе. В то утро мы усерднее обычного выбирали оскорбления друг для друга, пока хлебали традиционный собственного приготовления суп из молока, хлопьев и кленового сиропа, и именно в тот день ненавистный сводный брат предъявил мне клок рыжих волос моей Ариель — коллекционной куклы, купленной отцом в дьюти-фри японского аэропорта. Моим настоящим отцом! Моим любимым человеком, самым родным и близким существом на Земле! Папа подарил мне первую коллекционную куклу на седьмой День Рождения, а спустя два месяца мы узнали, что у него рак. В восемь я не получила подарок от него лично, потому что отец уже почти не приходил в сознание, это сделала мама, но Ариель была куплена им заранее, как и остальные десять кукол вплоть до моего восемнадцатилетия. Ариель коснулась моих рук, когда отец ещё дышал, Ариель хранила последние воспоминания о настоящей семье, где у меня были и мать, и отец. А после моя семья и моя жизнь стали походить на ошмётки разодранной собаками ветоши.

Клок рыжих волос, зажатый в смуглом кулаке Дамиена, говорил о многом.

Я просила его отдать куклу. Я умоляла, я унижалась. Осознав свою внезапную силу, Дамиен потребовал встать на колени, и попросить прощения за вымазанные собачьим дерьмом коллекционные металлические автомобили, но это уже был перебор — я отказалась.

Хорошо помню его ухмылку и фразу «ты сама напросилась!», потом мерзкий запах гари, наполняющий комнату сквозь раскрытые настежь французские двери балкона, мои медленные мысли о том, что этот костёр неспроста, пустой ящик, в котором до этого хранились все мои шесть кукол, включая редчайшую Одри Хэпбёрн, не такую редкую, но потрясающе одетую Наоми Кэмпбелл и просто красивую Мэрилин Монро…

Из пылающего ненавистью, жестокостью и безжалостностью костра торчали пластиковые худые ноги ежегодных воспоминаний об отце. Это были самые ценные для меня вещи, это был мой личный, спрятанный от всех кусочек мира из прошлого.

Дамиен не ожидал столкнуться со мной на площадке лестницы, на самом её верху. Дамиен не знал, что я прождала его больше четырёх часов. Дамиен не представлял, что к моменту его появления я изнывала от голода и жажды, у меня затекли ноги, и моя злоба достигла своего апогея.

Весь ужас содеянного дошёл до меня не сразу. Не сразу мой ослеплённый злобой взор осознал лужу крови на дубовом лакированном полу холла, не сразу пришло понимание, что не отвечающий на оклики и тормошения Дамиен, очевидно, потерял сознание. Не сразу был сделан звонок в 911.

Но звонок Дэвиду последовал почти мгновенно. Я сказала ему:

— Дэвид! Я, кажется, убила твоего сына!

В тот день Дэвид приехал домой после больницы уставшим и полуседым. Он не сказал мне ни слова. Спустя неделю мать вывезла меня из США в Австралию, объявив, что мне светит тюрьма. Я была напугана и подавлена, и только два года спустя узнала, что никакая тюрьма мне в принципе не могла угрожать по причине малолетства. Кроме того, как оказалось, очнувшись, мой сводный брат заявил социальному работнику, что упал с лестницы сам.

Дамиена выписали из госпиталя, когда меня уже не было — черепно-мозговая травма, сотрясение и сломанная рука потребовали длительного лечения.

Распаковывая свои чемоданы, собранные накануне мамой, я обнаружила все шесть кукол целыми и невредимыми.

— Где ты их нашла? — был мой ошалевший вопрос.