Исчезновение Стефани Мейлер - Жоэль Диккер (2019)

– “Дурацкой”, “дурацкой”, – обиделся Харви, – не такой уж дурацкой, Леонберг, если двадцать лет прошло, а ты до сих пор ее вспоминаешь!

В этот момент из зала донесся шум. Начали собираться кандидаты. Я отпустил Харви.

– Ты нас здесь не видел, Кирк, – предупредил Дерек. – Иначе будешь иметь дело с нами.

Харви не ответил. Поправил рубашку и вернулся на сцену, а мы незаметно выскользнули через запасной выход.

В зале стартовал третий день прослушивания. Первым на сцену вышел не кто иной, как Сэмюел Пейделин, решивший заклясть призраки прошлого и отдать дань памяти убитой жене. Харви немедленно его взял, сославшись на то, что ему его жалко:

– О, бедный мой друг! Если б ты только знал! Я подбирал твою жену с тротуара, ее так изрешетили… Там дырочка, тут дырочка!

– Знаю, я там тоже был, – ответил Сэмюел Пейделин.

Потом, к изумлению Харви, на сцену поднялась Шарлотта Браун. Он был растроган. Он так давно представлял себе эту минуту. Хотел обойтись с ней жестко, унизить ее перед всеми, как она унизила его, когда предпочла ему Брауна. Хотел сказать, что она недостойна роли в его пьесе, но не смог. Одного взгляда было достаточно, чтобы ощутить исходящий от нее магнетизм. Она была прирожденной актрисой.

– Ты совсем не изменилась, – только и произнес он.

– Спасибо, Кирк. Ты тоже, – улыбнулась она.

Он пожал плечами:

– Пффф! Я теперь полоумный старик. Тебе хочется снова выйти на подмостки?

– Кажется, да.

– Ты принята, – просто сказал он. И записал ее имя.

* * *

Тот факт, что Кирк Харви раздул всю эту историю с “Черной ночью” на ровном месте, только укрепил нас во мнении, что он полоумный. Пускай сыграет свою пьесу, выставит себя на посмешище, а заодно и Брауна.

Браун нас очень занимал. Почему Стефани прилепила у себя на складе фото, где он произносит речь на открытии фестиваля 1994 года?

Сидя в кабинете Анны, мы еще раз пересмотрели этот фрагмент видеозаписи. Речь у Брауна была неинтересная. Что там могло быть еще? Дерек предложил отправить кассету на экспертизу, пусть попытаются изучить этот эпизод. Потом он встал и оглядел магнитную доску. Стер с нее надпись “Черная ночь”: тайна раскрыта, никакого интереса для расследования она не представляет.

– Подумать только, это всего лишь название пьесы, которую хотел показать Харви, – вздохнула Анна. – А мы-то гипотез нагромоздили!

– Иногда ответ лежит прямо перед глазами, – произнес Дерек, повторив пророческую фразу Стефани, не выходившую у нас троих из головы.

Он вдруг задумался.

– Ты чего? – спросил я.

Он повернулся к Анне:

– Анна, помнишь, когда мы в прошлый четверг ездили к Баззу Ленарду, он сказал, что Кирк Харви читал монолог под названием “Я, Кирк Харви”?

– Да, конечно.

– А почему он читал монолог, а не “Черную ночь”?

Хороший вопрос. В этот момент у меня зазвонил телефон. Говорил Марти Коннорс, заправщик.

– Я его нашел, – произнес его голос в динамике.

– Кого его? – спросил я.

– Того типа, который вел свое расследование после убийств. Только что увидел его фото в сегодняшней “Орфеа кроникл”. Он будет играть в спектакле. Его зовут Мита Островски.

* * *

В Большом театре после недолгого разброда и пары истерик Кирка Харви на сцену поднялись Джерри и Дакота Райс: пришла их очередь прослушиваться.

Харви смерил взглядом Джерри и ледяным тоном отчеканил:

– Как тебя зовут и откуда ты?

– Джерри Райс, из Нью-Йорка. Нас судья Куперстайн…

– Ты приехал из Нью-Йорка, чтобы сыграть в спектакле? – перебил его Харви.

– Мне нужно побыть с дочерью, Дакотой, пережить вместе какой-то новый опыт.

– Зачем?

– Затем, что, по-моему, я ее теряю и хотел бы обрести снова.

Повисла пауза. Харви еще раз оглядел стоявшего перед ним мужчину и вынес решение:

– Мне это нравится. Папа принят. Посмотрим, чего стоит дочь. Выйди, пожалуйста, на свет.