Шелкопряд - Джоан Роулинг (2015)

Взятый напрокат «лендкрузер» остался с вечера на парковке в Чайнатауне – ближайшей к Денмарк-стрит, где парковочных мест вообще не было. Поскальзываясь и оступаясь в своих лучших туфлях на плоской подошве, размахивая дорожной сумкой, Робин спешила сквозь темноту к многоэтажному паркингу с твердым намерением не размышлять больше о Мэтью и не гадать, какие мысли возникли бы у него в голове, узнай он, что его невеста собирается провести шесть часов в автомобиле наедине со Страйком. Она убрала сумку в багажник, села за руль «тойоты», включила навигатор, отрегулировала отопление и прогрела двигатель.

Страйк немного опаздывал, что было ему несвойственно. Чтобы скоротать время, Робин изучала панель управления. Она любила машины, любила вождение. В десятилетнем возрасте, на ферме у дяди, она уже разъезжала на тракторе, если кто-нибудь помогал ей снять его с ручного тормоза. В отличие от Мэтью, она сдала на права с первой попытки, но никогда этим не бравировала.

Уловив в зеркале заднего вида какое-то движение, Робин подняла голову. К машине с трудом продвигался одетый в выходной костюм Страйк: на костылях, с подколотой правой штаниной. У нее внутри что-то оборвалось: не потому, что у него была ампутирована нога – Робин видела его культю и в более суровых обстоятельствах, – а потому, что это был первый случай, когда Страйк при ней решил выйти на люди без протеза.

Она выскочила из машины и тут же об этом пожалела, встретив его хмурый взгляд.

– Какая предусмотрительность: взяла полный привод, – сказал он, давая ей понять, что о ноге лучше не спрашивать.

– Да, учитывая погоду, – ответила Робин.

Он направился к пассажирскому месту, и она сообразила, что помогать не нужно: вокруг него образовалась запретная зона, исключавшая и помощь, и сочувствие, но Робин беспокоилась, что он не сможет сам сесть в машину. Страйк бросил костыли на заднее сиденье, немного постоял, удерживая равновесие, а потом на удивление сильным движением торса плавно скользнул в машину.

Робин торопливо впрыгнула на водительское место, захлопнула дверцу, пристегнулась и задним ходом выехала из паркинга. Упреждающий сигнал Страйка о запрете на оказание помощи воздвиг между ними стену; к сочувствию Робин теперь примешивалась легкая обида: он даже на такую малость не подпускал ее к себе. Разве она когда-нибудь хлопала крыльями, разве навязывала ему свою опеку? Самое большее – принесла парацетамол…

Страйк понимал, что ведет себя неразумно, но от этого раздражался еще сильнее. Проснувшись, он понял, что будет сущим идиотом, если попытается надеть протез, когда колено раздулось, покраснело и дико болит. По железной лестнице пришлось спускаться на заду, как в детстве. Переходя обледенелую Черинг-Кросс-роуд на костылях, он ловил на себе взгляды ранних пешеходов, рискнувшись выйти в морозную темень. Не хотелось, конечно, возвращаться к такому положению, но никуда не деться: он просто забыл, что жизнь – это не сон, в котором он цел и невредим.

Хорошо еще, с облегчением отметил Страйк, что Робин умеет водить. Его сестра Люси за рулем была рассеянной и суматошной. Шарлотта гоняла на своем «лексусе» так, что причиняла Страйку почти физические мучения: пролетала на красный, сворачивала на улицы с односторонним встречным движением, чудом не задевала мотоциклистов и открытые дверцы припаркованных автомобилей… С того дня, когда на желтой песчаной дороге взорвался их «викинг», Страйк чувствовал себя спокойно только рядом с водителями-профессионалами.

После долгого молчания Робин сказала:

– В рюкзаке кофе.

– Что?

– В рюкзаке термос. Я подумала, что останавливаться нам будет не с руки. И печенье.

Дворники прорезали дуги в налипающей на лобовое стекло снежной массе.

– Черт возьми, ты прямо сокровище, – смягчился Страйк.