– Так, значит, ты признаешься? – Миссис Мэйсон приближается к мужу. – Поэтому ты так поздно возвращаешься? Ты что, по бабам бегаешь?

– Я или в этом гребаном спортзале, или работаю.

– То есть если я позвоню в зал, то они мне так и ответят, да? Что ты проводишь там три-четыре вечера в неделю?

– Если хочешь, то вперед, звони, покажи всем. Только прежде спроси себя, как ты в этом случае будешь выглядеть. Что они подумают? Что ты – отчаявшаяся жена-домохозяйка или как?

– Я тебе уже осточертела. Я жирею, и ты готов обменять меня на девицу помоложе. Этакую худую сучку с сиськами. Я вижу, какими глазами ты смотришь на таких женщин…

– Я тебя умоляю, только не начинай! Ты поэтому роешься в карманах моих курток? Ищешь счета? Так вот, ты ничего не найдешь. И в последний раз, для протокола: ты не жирная.

– Я поправилась на три размера с тех пор, как мы поженились. И после того, как родилась Дейзи…

– Ты не можешь обвинять ее в этом. Боже, Шаз…

– Не смей так меня называть!

Пауза.

– Прости. – Барри с трудом сглатывает и делает шаг вперед: – Послушай, я знаю, что ты… ты сейчас не такая стройная, как была раньше. Но ты же знаешь, что я думаю по этому поводу. И я уверен, что появление Дейзи на это никак не повлияло. Я ведь все время повторяю тебе – сходи к врачу. Ты практически ничего не ешь, и все равно…

В глазах у Шэрон стоят слезы. Слезы ярости.

– И все равно жирная. Ты это хотел сказать, да?

– Да нет, не жирная. Просто не такая, какой была…

– До рождения Дейзи, – говорит она, сжимая бумажку в руке. – Прежде чем родилась эта чертова Дейзи…

Снаружи слышится какой-то шум, и Барри резко оборачивается.

– Боже правый, хоть бы не она… ты же знаешь, что она вечно подслушивает под дверями!

Он распахивает дверь и видит, как его дочь взбирается по лестнице. Дейзи останавливается и смотрит на него сверху вниз. Ее личико все в слезах.

– Я ненавижу, ненавижу ее! Хоть бы она умерла и у меня появилась другая мамочка – мамочка, которая любила бы меня…

– Дейзи, принцесса моя, – говорит Мэйсон, поднимаясь по ступенькам и протягивая ей навстречу руки. – Конечно же, мы тебя любим – мы, твои папа с мамой.

– Я не хочу быть твоей принцессой – я тебя ненавижу! Оставь меня в покое!

А потом его дочь исчезает, и Барри слышит, как хлопает дверь в ее спальню.

***

– Так что там слышно от криминалистов?

Время 11:30 утра, и мы опять в штабе в церкви Святого Алдэйта. Все, включая Эверетт, которая попросила Мо Джонс заменить ее в пансионе. Констебль сказала, что позже ей надо будет отвезти отца в больницу, поэтому она и поменялась; но даже если ее просто достала Шэрон, то я не могу ее за это винить. Куинн кладет телефон.

– Есть предварительные результаты. Отпечатков пальцев на газете нет, но кровь на перчатках однозначно принадлежит Дейзи.

Я глубоко вздыхаю. Значит, она действительно мертва. Теперь в этом нет никаких сомнений. Я уже давно знаю это – думаю, что мы все это знаем. Но знать и иметь доказательства – это не одно и то же. Даже когда вы занимаетесь этим так же долго, как я.

– Там есть ДНК еще одного человека, – говорит Гарет в мертвой тишине, – на внутренней поверхности перчаток. И принадлежит она Барри Мэйсону.

По комнате проносится легкое дуновение успеха. Не триумфа – о каком триумфе может идти речь в этих условиях? – но мы все хорошо понимаем, что эти перчатки, покрытые кровью его дочери, не могли просто так оказаться в мусорном контейнере в миле от его дома.