Жестокие слова - Луиза Пенни (2015)

будто божество, убивающее ради удовольствия,

может и исцелять.

— И они все в таком роде?

Бовуар кивнул:

— Каждая последующая дурнее предыдущей. И что я должен с ними делать? Она разозлилась, потому что мы отобрали у нее помещение пожарной дружины. Может быть, ограничить ее перемещения в судебном порядке?

— Ты имеешь в виду восьмидесятилетнего лауреата премии генерал-губернатора? Хочешь таким образом запретить ей писать тебе стихи?

При подобной формулировке получение судебного ограничения казалось маловероятным.

Гамаш снова посмотрел на скомканные листки бумаги, похожие на градины.

— Ну, я уезжаю.

— Спасибо за помощь, — сказал ему вслед Бовуар.

— De rien,[74] — помахал рукой Гамаш и вышел за дверь.

* * *

Всю дорогу до Монреаля Гамаш и Клара говорили о жителях Трех Сосен, о людях, приезжающих летом, о Жильберах, которые, по мнению Клары, теперь, вероятно, останутся.

— Старик Мюнден и Шарль вчера были в деревне. Старик очень надеется на Винсента Жильбера. Он явно знал, что именно Винсент и был в лесу, но не хотел ничего говорить.

— Как он мог его узнать?

— «Бытие», — пояснила Клара.

— Да, конечно, — сказал Гамаш, выезжая на Монреальское шоссе. — Ведь у Шарля синдром Дауна.

— После его рождения Мирна подарила им экземпляр «Бытия». Они прочли эту книгу, и их жизнь изменилась. Эта книга изменила жизнь многих. Мирна говорит, что Жильбер — великий человек.

— Он наверняка не будет против этого возражать.

Клара рассмеялась:

— И все же я не хотела бы, чтобы меня воспитывал святой.

Гамаш не мог с этим не согласиться. Большинство святых были мучениками. И они забрали с собой на тот свет немало людей. В дружелюбном молчании проехали они мимо указателей на Сен-Хилиер, Сен-Жан и деревню под названием Анж-Гардьен.

— Если бы я сказал «воо», что бы вы подумали? — спросил Гамаш.

— Ничего не приходит в голову. Очень жаль, что не могу вам помочь.

— Ну, может быть, это не имеет значения.

Они уже переехали через мост Шамплен. Гамаш поехал по бульвару Сен-Лоран, повернул налево, еще раз налево и высадил Клару у ресторана «Сантрополь».

Она поднялась на несколько ступенек, потом спустилась, наклонилась к окну его машины:

— Если бы человек оскорбил кого-то, кто вам небезразличен, вы бы возразили ему?

Подумав, Гамаш ответил:

— Надеюсь, что да.

Клара кивнула и пошла прочь. Но она знала Гамаша и знала, что о «надежде» речь тут не идет.

Глава двадцать девятая

После ланча с приправленным травами огуречным супом, приготовленными на открытом огне креветками, укропным салатом и грушевым пирогом Гамаш и Брюнели устроились в светлой гостиной квартиры на втором этаже. Стены комнаты были уставлены книжными шкафами. Здесь и там лежали всевозможные objets trouvés.[75] Обломки старинных гончарных изделий, расколотые кружки. Это была комната, в которой жили, где люди читали, разговаривали, думали и смеялись.

— Я изучала вещи из хижины, — сказала Тереза Брюнель.

— И?.. — Гамаш подался вперед на диване, держа в руках маленькую чашечку кофе.

— Пока ничего. Как это ни странно, ни один из предметов не числится среди похищенных. Впрочем, я еще не закончила просмотр. Потребуется несколько недель, чтобы дать окончательное заключение.

Гамаш медленно откинулся назад и скрестил длинные ноги. Если эти вещи не были похищены, то откуда они взялись?

— Какой другой вариант? — спросил он.

— Другой вариант — убитый владел этими вещами. Или они были взяты у убитых людей, которые не могли сообщить о краже. Во время войны, например. Как в случае с Янтарной комнатой.

— А может, он получил их в подарок, — предположил ее муж Жером.

— Но они бесценны, — возразила Тереза. — С какой стати кто-то будет дарить их ему?