Темные тайны - Ханс Русенфельдт, Микаэль Юрт (2013)

И мерз.

Он подумывал было завести машину и немного проехаться, чтобы согреть салон, но тогда существовал риск пропустить появление Акселя Юханссона дома. О том, чтобы на несколько минут запустить мотор вхолостую, не могло быть и речи. С одной стороны, подозреваемый может среагировать на стоящую и тарахтящую перед его домом машину, а с другой — в центре города холостой ход разрешен только в течение минуты. Проступок, конечно, небольшой, но все-таки. Законы и правила созданы для того, чтобы их соблюдали. Кроме того, это совершенно неприемлемо с экологической точки зрения. Чтобы согреться, Харальдссон долил в кружку еще кофе. Обхватил ее руками. Надо было взять варежки. Он подышал теплым воздухом на руки и посмотрел на компресс на тыльной стороне ладони. Когда он переливал кофе в термос, к нему сзади подкралась Йенни, и он вздрогнул от неожиданности, когда она положила руки ему на живот, а затем быстро продвинула их ниже. Харальдссон отправился в туалет, смазал маленький ожог ксилокаиновой мазью и наложил компресс. Йенни последовала за ним и, когда он выбросил пустую обертку от компресса в стоявшее у них в ванной нержавеющее мусорное ведро с крышкой, снова подошла сзади и спросила, очень ли он торопится.

Они занялись этим в душе. Потом ему пришлось менять промокший компресс и снова наносить мазь. Несмотря на секс под душем, Йенни выглядела разочарованной, когда Харальдссон уходил, и спросила, когда он вернется. Может, он окажется дома где-нибудь за полчасика до того, как ей надо будет утром уходить на работу? В лучшем случае. Харальдссон не был уверен. Потом он планировал поехать прямо в отделение. Тогда они просто-напросто увидятся завтра вечером. Целую, пока.

Отпивая глоток все быстрее остывающего кофе, Харальдссон задумался над этим. Йенни он оставил в расстроенных чувствах. И теперь он расстраивается из-за того, что она расстроилась. Ему действительно хочется… Нет. Ему надо раскрыть убийство Рогера Эрикссона, но она, похоже, совершенно не понимает, насколько это для него важно. Ее желание забеременеть заслонило в их жизни все. В каком-то смысле Харальдссон ее понимал. Ему тоже хотелось ребенка. Он мечтал стать отцом и огорчался из-за того, что у них пока ничего не получается. Но у Йенни это носило характер одержимости. В их жизни теперь над всем доминировал секс. Харальдссон пытался сводить ее в кино или в ресторан, но она считала, что можно посмотреть DVD и поесть дома, тогда они смогут позаниматься еще и «этим». В те немногие разы, когда они выбирались в гости, они всегда уходили рано и ничего не пили. О приглашении гостей к себе нечего было и думать. Вдруг гости уйдут так поздно, что у них не останется времени. Харальдссон пытался разговаривать о своей работе, о проблемах, возникших у него сперва с Хансер, потом с Госкомиссией, но ему все чаще казалось, что жена его не слушает. Она кивала, поддакивала, отвечала, чаще всего его же собственными словами, а потом снова стремилась заняться сексом. У немногих коллег-мужчин, которые иногда заговаривали о своих отношениях с женщинами или о семье, проблема заключалась в обратном. Им не хватало секса.

Слишком редко.

Слишком скучно.

Харальдссон даже не решался рассказывать о своей домашней ситуации. Но задумывался над ней все чаще. А что, если у них получится? Если Пенни забеременеет. Неужели он станет одним из тех, кто читает все до единой тревожные новости обо всех продуктах подряд и разыскивает круглосуточно работающие бензоколонки в десятках километров от дома, чтобы раздобыть соленый огурец или мороженое с лакрицей? Харальдссон выбросил эти мысли из головы. У него есть важная работа. Поэтому он здесь и находится. Ведь не пытается же он просто скрываться от жены?

Харальдссон решил немного размяться, чтобы согреться. Можно ведь походить, не теряя дверь Акселя Юханссона из виду.

* * *