Сиятельный - Павел Корнев (2015)

Раньше мы заглядывали в «Жар-птицу» с отцом раз в месяц или два. Сначала стучались в неприметную дверь через перекресток, затем шли сюда. И несмотря на хроническую безденежность, папа никогда не скупился и заказывал все сладости, которые я просил. Пирожные с взбитым кремом, сладкие пироги, сахарных петушков, мороженое…

В ожидании заказа я вытащил из портфеля стопку газет и наскоро просмотрел их, уделяя особое внимание криминальной хронике. Но нет, ни о нашей неудачной попытке задержать оборотня, ни о взрыве за городом нигде не упоминалось. Ни в «Атлантическом телеграфе», ни в «Столичных известиях» и «Вестнике империи», не говоря уже о «Биржевом вестнике».

Ничего. Тишина.

Все как одна передовицы были посвящены грядущему визиту в Новый Вавилон Николы Теслы и Томаса Эдисона; острые на язык газетчики едва ли не прямым текстом заявляли, что конференция «Всеблагого электричества» просто обречена завершиться смертоубийством. Чуть меньше писали о том, что наследница престола в очередной раз легла на обследование в госпиталь, но тут уж сенсацию высосать из пальца не получалось при всем желании – о больном сердце кронпринцессы Анны стало известно вскоре после ее рождения.

В этот момент официант выставил на стол глубокую тарелку с варениками и блюдечко со сметаной.

– Остальное нести сразу? – уточнил он.

– Сразу, – кивнул я, и вскоре передо мной оказался чайничек, блюдо с блинами и розетка с медом.

Я закрыл глаза, наслаждаясь восхитительными ароматами из детства, сглотнул слюну, потом без всякого сожаления поднялся на ноги, кинул на край стола мятую пятерку и принялся одеваться.

Официант не сказал ни слова. Он помнил меня по старым временам.

Как я уже говорил: все те же люди, все те же лица; ничего не меняется.

Не застегивая плащ, я перешел через дорогу и без стука распахнул дверь, в которую незадолго до того прошел сгорбленный человечек в сером дождевике. Пригнув голову, поднырнул под низкую притолоку, выпрямился и заявил:

– У меня есть пара вопросов.

Согбенный башмачник посмотрел на меня снизу вверх и улыбнулся.

– Неприятных, полагаю? – предположил он. – Слышал, ты стал полицейским, Лео.

– Все течет, все меняется, – пожал я плечами, выставил на край стола портфель и достал из него только-только начавший оттаивать сверток.

Старый мастер развернул брезент и поднял на меня озадаченный взгляд.

– Что это, Лео? – отодвинул он от себя оторванное взрывом предплечье сиятельного.

– Мне нужно знать, кто набил эту татуировку, – спокойно произнес я, словно речь шла о починке каблука.

Ремесло башмачника никогда не приносило много денег в этом квартале, и Сергей Кравец сводил концы с концами, делая наколки местным бандитам. Когда на улицах находили очередного изукрашенного наколками покойника и полицейские приходили к башмачнику с требованием назвать имя жертвы, он не говорил им ничего, а потом запирал лавку и шел сообщать дурные вести родне.

Я прекрасно знал о его принципах, но нисколько не сомневался, что тем или иным образом получу ответ.

Мастер откинулся на спинку стула и посмотрел на меня с непонятным выражением, в подслеповатых глазах мелькали отблески керосиновой лампы.

– Это неправильно, – заявил он.

– Ты же сам сказал, что вопросы будут неприятными, – напомнил я.

Мастер покачал головой.

– Говорят, ты больше не полицейский, – заявил он многозначительно.

– Все течет, все меняется, – повторил я.

– Лео, ты убил его?

Я только пожал плечами, не став отвечать ни да, ни нет.

Просто не знал ответа на этот вопрос.

Сергей Кравец расценил молчание по-своему, разжег еще одну лампу и достал мощное увеличительное стекло. Изучил вытатуированную руну и объявил:

– Очень старая работа.

– Старая насколько?

– Судя по всему, человек прожил с ней большую часть жизни.