Сиятельный - Павел Корнев (2015)

Там сразу зажег газовый рожок, затем разделся, убрал пиджак, брюки и сорочку в платяной шкаф, разрядил «Рот-Штейр». А вот «Цербер» разряжать не стал и положил его к снятому хронометру на прикроватную тумбочку.

Потом запалил ночник, проверил, заперты ли ставни, и лишь после этого погасил газовое освещение.

Смешно?

Не знаю, не знаю.

Жизнь научила меня не игнорировать свои страхи, сколь надуманными бы они ни казались.

Ночник должен гореть, ставни – быть запертыми, а на прикроватной тумбочке – лежать заряженный пистолет.

Точка.

Утро прокралось в спальню беспокойным солнечным лучиком, что отыскал прореху в рассохшихся ставнях и принялся светить в глаза.

Я перевернулся на другой бок, но сразу взял себя в руки и, вопреки обыкновению, разлеживаться в постели не стал. Прошлепал по холодному полу босыми ступнями, одно за другим распахнул окна и на всякий случай придирчиво осмотрел толстенные доски ставен на предмет свежих царапин.

Но нет – новых не появилось.

Утренняя свежесть заполонила комнату как-то очень уж резво; я отошел накинуть халат, после вернулся к выходившему на восточную сторону окну. С пригорка открывался неописуемый вид на старые районы города, на все эти островерхие крыши, золоченые башенки, дворцы и сады. Много дальше маячила серость фабричных окраин; там тянулись к небу многочисленные трубы, а в тучах исторгаемого ими дыма неторопливо плыли грузовые дирижабли.

Говорят, раньше в ясную погоду с вершины Кальварии был виден океан, но ясные дни в Новом Вавилоне встречались реже, чем жемчужины в сточных ямах. Дым, гарь и смог накатывали на город со всех сторон.

Плевать! Я передернул плечами и отошел к тумбочке. Защелкнул на запястье браслет хронометра и принялся одеваться, а в голове, будто заевшая грампластинка, крутилось: «Воскресенье. Воскресенье. Воскресенье!»

Бал!

В четыре часа пополудни начнется бал, и если на нем что-то пойдет не так…

Об этом не хотелось даже думать.

Усилием воли я заставил себя позабыть о дурных предчувствиях и отправился в ванную.

– Комната готова? – спросил у попавшегося на обратном пути Теодора.

– Готова, виконт, – подтвердил дворецкий и пригладил черные как смоль бакенбарды. – Какие вести из Нового Света?

– Все по-прежнему, – сообщил я. – Хьюстон в осаде, по всей линии фронта идут позиционные бои.

– Ацтеки никак не угомонятся, да? – покачал головой Теодор и предложил: – Хотите осмотреть гостевую комнату?

– Это лишнее, – отказался я и спустился на первый этаж.

Живот подводило от голода, но завтракать дома я обыкновения не имел и по выходным захаживал в итальянскую таверну неподалеку, где мне был открыт кредит. А поскольку сегодня привычный распорядок дня полетел в тартарары, оставалось лишь глотать слюну в ожидании вечернего приема.

Я досадливо глянул на хронометр, и тут в прихожей звякнул колокольчик.

– О! – многозначительно произнес дворецкий, не отстававший от меня ни на шаг.

Известие о прибытии гостя попросту выбило его из колеи. Впрочем, меня это обстоятельство нервировало несказанно больше. Во многих знаниях – многие горести, все верно.

Тем не менее я своей растерянности выказывать не стал.

– Оставь это мне, Теодор, – отослал я слугу, вышел из дома и поспешил к воротам. На ходу нацепил на нос очки – и круглые темные окуляры враз вернули уверенность в собственных силах.

Сомнения оставили меня; я решительно распахнул дверь и улыбнулся молодой девушке с огненно-рыжими волосами, правильными чертами симпатичного округлого лица и бесцветно-светлыми глазами сиятельной. Фигуру гостьи скрывал длинный плащ, но я и так знал, что сложением она могла дать фору самой Афродите. Стройные бедра, осиная талия, высокая грудь…