Острые предметы - Гиллиан Флинн (2013)

Она подскочила к входной двери; ярко-голубые глаза на загорелом лице казались еще ярче. Темно-смуглые, худые, как у девочки, руки напомнили мне французские сигариллы, которые некоторое время курил Алан. Дело было зимой, и мама прогнала его в комнату на подвальном этаже, которую стала почтительно называть курительной комнатой Алана. Но вскоре Алан бросил сигариллы и пристрастился к портвейну.

Кейти набросила на плечи, поверх бикини, неоново-розовую майку – такие в конце восьмидесятых привозили с острова Южный Падре. Девочки, отдыхавшие там во время весенних каникул, подбирали их на пляже после конкурса мокрых маек, на память. Кейти обвила меня шоколадными руками и повела в дом.

Здесь кондиционера тоже не было, как и у моей мамы. Впрочем, один комнатный был, в большой спальне. Дети, значит, обходятся – парятся, но терпят. Впрочем, нельзя сказать, что их не баловали. Все восточное крыло дома выглядело как игровая комната – желтый пластмассовый дом, горка, стильная лошадь-качалка. Но похоже, что во все это никто никогда не играл. На стене большими буквами разных цветов написано: «Маккензи. Эмма». Ниже фотографии улыбающихся белокурых девочек, курносых, с прозрачными глазами – хорошенькие глупышки. Ни одного портрета крупным планом – на всех снимках видно, кто в чем одет. Розовый комбинезон в ромашках, красные платья с панталончиками в горошек, нарядные весенние шляпки, туфельки «Мэри Джейнз». Прелестные детки – воистину прелестные наряды. Вот и готов слоган для местного магазина детской одежды.

Кейти Лейси Бракер, казалось, вовсе не интересовало, зачем я приехала к ней домой этим утром пятницы. Она заговорила о книге, которую сейчас читает, биография какой-то знаменитости, а также о детских конкурсах красоты. Похоже, с тех пор как убили Джонбенет, они навеки опозорены. «Маккензи мечтает стать моделью». Что ж, она красива, как мать, так кто ж ее осудит? «Вот как? Камилла, спасибо, это очень мило с твоей стороны. Никогда не думала, что ты считаешь меня красивой». Да что ты, конечно считаю, не говори глупостей. «Выпьешь что-нибудь?» С удовольствием. «Только спиртного мы не держим». Ну что ты, я об этом и не думала. «Может, сладкого чая?» Обожаю сладкий чай, в Чикаго его не пьют. Как я соскучилась по региональным вкусностям! Видела бы ты, как там делают ветчину. Как хорошо дома!

Кейти принесла хрустальный кувшин с чаем. Странно: я ведь видела из гостиной, она доставала из холодильника другой кувшин, большой, литра на четыре. Рисуется. Впрочем, я ведь тоже не слишком с ней откровенна. Надушилась, чтобы скрыть свое естественное состояние под синтезированными ароматами растений. И не только алоэ и клубники – от плеча еще немного пахло лимонным освежителем воздуха.

– Чудесный чай, Кейти. Ей-богу, я могу пить сладкий чай на завтрак, обед и ужин.

– А как в Чикаго делают ветчину? – Она подогнула ноги под себя и наклонилась ко мне. Помню, в школьные годы, бывало, посмотрит таким же серьезным взглядом, словно заучивает код к сейфу.

Ветчину не ем с детства – с тех пор, как впервые пришла на свиноферму, чтобы ознакомиться с семейным бизнесом. И хотя в тот день скот не забивали, я потом ночами не могла заснуть – достаточно было увидеть сотни свиней в клетках, таких тесных, что им и развернуться было негде, и почувствовать эту вонь – сладкий запах горловой крови и дерьма. Снова вспомнилось, с каким интересом смотрела на эти клетки Эмма.

– В нее мало добавляют тростникового сахара.

– Хм… Кстати, о ветчине, может, угостить тебя сэндвичем или чем-то еще? Ветчина у меня с фермы твоей мамы, говядину брала у Диконов, курицу – у Ковеев. А индейку – на «Постной кухне».