В лесной чаще - Тана Френч (2010)

Софи и ее юные подручные покончили с церемониальным камнем и продолжили обследование окрестностей. Я передал ей, что Дэмиен прикасался к жертве и наклонялся над телом; следовало взять образцы его волос и отпечатки пальцев, чтобы избежать контаминации.

— Что за идиот, — вздохнула Софи. — Хорошо, что он не накрыл ее своим пальто.

Она обливалась потом под толстым комбинезоном. Один из криминалистов за ее спиной украдкой вырвал листок из блокнота и что-то застрочил.

Мы оставили автомобиль у дороги и направились в городок пешком (мои мышцы еще помнили, как перелезать через стену: нога на выступ, камень под коленом, прыжок на землю). Кэсси решила зайти в магазин: шел уже третий час дня, и мы могли остаться без обеда. Она любила хорошо поесть и никогда не упускала случая перекусить. Обычно я ничего не имел против — женщины, питающиеся гомеопатическими порциями салата, меня раздражают, — но сейчас мне хотелось скорее завершить день.

Я закурил и остался ждать снаружи, но через минуту Кэсси вынесла мне два сандвича в прозрачной упаковке.

— Держи.

— Я не голоден.

— Съешь эти чертовы сандвичи, Райан. Я не собираюсь тащить тебя на себе, если ты упадешь в обморок.

Я ни разу в жизни не падал в обморок, хотя нередко забывал поесть, особенно когда был раздражен или занят.

— Я же сказал, что не голоден, — пробормотал я, чувствуя, что вот-вот сорвусь, но все-таки взял сандвичи.

Кэсси права: день нам предстоял нелегкий. Мы присели на бордюр, и Кэсси достала из сумки колу с лимоном. Сандвичи были с фаршированной курицей, но больше отдавали пластиковой упаковкой, а кола оказалась теплой и очень сладкой. Меня затошнило.

Не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, будто история в Нокнари исковеркала мою судьбу и я прожил эти двадцать лет как трагический герой, одолеваемый призраками прошлого, с горькой усмешкой созерцая мир сквозь мрачные воспоминания и сигаретный дым. Нокнари не наградил меня ни ночными кошмарами, ни импотенцией, ни страхом перед деревьями, ни прочими милыми вещами, из-за которых в телесериалах люди ходят к психотерапевту, надеясь пройти реабилитацию и наладить контакт с самоотверженной, но измученной женой. Я могу не вспоминать об этом несколько месяцев подряд. Потом в какой-нибудь газете печатают объявления о пропавших без вести, и вот они уже тут как тут — Питер и Джеми, на обложке воскресного приложения, в виде зернистых фото, обращающих мой взор в прошлое, среди списков исчезнувших туристов, сбежавших домохозяек и прочих канувших в небытие ирландских граждан. Я читаю подписи и замечаю, как у меня начинают дрожать руки и прерывается дыхание, но это чисто физический рефлекс, и длится он всего несколько минут.

Разумеется, как-то на меня это подействовало, но определить, как именно, невозможно и, честно говоря, бессмысленно. Не стоит забывать, что мне было всего двенадцать лет: дети в этом возрасте еще зыбки и неопределенны, они меняются каждый день, даже если внешне их жизнь неизменна. А всего через несколько недель я отправился в интернат, напугавший меня больше, чем все, что происходило до сих пор. В общем, глупо и наивно думать, будто можно развязать на моем прошлом узелки, потянуть за ниточки и провозгласить: «Боже мой, смотрите, да он из Нокнари!» Но рано или поздно прошлое всплывает, точно никуда не уходило, и тогда я не знаю, что с этим делать.

— Бедняжка, — донесся издалека голос Кэсси. — Бедная, бедная девочка.