След лисицы на камнях - Елена Михалкова (2018)

– Если со мной по-хорошему, то и я хорошая, – отрезала пышногрудая Катерина Пална. – А кто с мечом придет, тот пусть на харакири потом не обижается. Я ей сказала: женщина, у меня инструкция, не имею права вас пустить. Она говорит: тогда я здесь нассу. Я говорю: ну ссы, если сраму не хватает. Пока она шумела, у меня люди разбежались. Мужчина ребенка увел, за блинчики платить не стал. Ну, я его не виню: как она ругалась матерно, это же уши в трубочку сворачивались! Коля стал выводить эту дрянь, а она повернулась вроде как ненароком и целый стенд с шоколадками свалила.

– Толкнула она его, – вмешался охранник. – Всей тушей надавила!

– Ага. Ахнула, типа от неожиданности, – и лыбится. Не повезло вам, говорит. И унитаз сломался, и «Сникерсы» разлетелись… Не будет вам больше ни в чем счастья. Глядите, чтобы бензин не взорвался.

– Я после такой заявы пошел за ней и стоял рядом, пока она заправляла свою колымагу, – хмуро сказал охранник. – Думал, может, больная. Нальет бензину на асфальт и подожжет.

– Она и есть больная! Бешеная!

– Бешеные воды боятся…

Охранник и Катерина Пална поспорили немного о природе заболевания скандальной клиентки и сошлись на том, что Вера Бакшаева «психическая».

– Можно проверить по документам, какого числа вызывали сантехника? – спросил Сергей.

Да что ты, мил человек, какие тебе документы, сказали ему, три месяца прошло. Но Бабкин так искренне огорчился, что суровая Катерина Пална растаяла, позвонила кому-то, и выяснилось, что сантехник был свой, Людкин племянник. Через неизвестную Людку вызвонили его, а он сверился со своими сантехническими записями, и спустя каких-то пятнадцать минут Бабкин знал: Вера Бакшаева проезжала через заправку утром пятнадцатого августа.

* * *

Красильщиков весь день провел рядом с печником, скособоченным человечком, путавшимся в собственной густой бороде. Макар отвел его в сторону и расспросил о вчерашнем дне. Печник, удивленно глядя на него, ответил, что Михалыч, конечно, приезжал; потом испугался, что сказал лишнего, и бочком убежал к Красильщикову.

Макар сел на крыльцо и погладил молчаливую собаку Чижика.

– Пойдем, дружище, побеседуем с кем-нибудь.

Старуха Худякова, увидев Илюшина, совершенно не удивилась.

– Василий! – крикнула она в приоткрытую дверь. – Васька! Самовар поставь, у нас гости.

– А сама переломишься? – отозвался надтреснутый голос.

– Тяжелый он!

– У тебя чайник электрический имеется.

Василий высунул из дома заросшую физиономию, смерил Илюшина хмурым взглядом, сунул ноги в калоши и утопал в неизвестном направлении.

– Эх, погань какая, – беззлобно сказала ему вслед Нина Ивановна. – До чего же вредное отродье! Может, и зря я его сюда притащила… Ну да, бог даст, по весне сам уйдет. Они, бездомные, на одном месте долго не сидят, не могут.

– А Василий бездомный?

– Васька-то? Какой же еще. Он вокзальный. А вот гостил у меня Семен, тот вокзалы не любил, все по подвалам ошивался. Говорил, ему среди людей неуютно. Пойдем чайку попьем. На Белку не гляди, она только так, пугает.

Рыжая с белыми пятнами Белка рычала из-под лавки на Макара.

В доме Илюшину налили чай. Здесь было чисто, тепло и уютно; Николай Чудотворец, заключенный в деревянный оклад, внимательно смотрел из угла, и узоры настенного ковра перекликались с резьбой на дереве. Единственное, что выбивалось из традиционного интерьера, – небольшой застекленный шкафчик глубиной не шире ладони. Макар привстал и рассмотрел внутри коллекцию птичьих яиц, разложенных по ватным гнездам.

Под взглядом Худяковой он отпил глоток.

– Нина Ивановна, зачем вы стали привозить к себе бомжей? Из жалости?

– Какое там! – живо отозвалась старуха. – Терпеть их не могла!

Макар от изумления чуть не поперхнулся.

– Угощайся. – Она придвинула к нему пузатую сахарницу. – Рафинад сладкий, не то что нынешний. А с бездомными вот какая история вышла…