Немезида - Ю. Несбё (2017)

– Он играл на пианино, и его прозвали Диезом. Просто потому, что как-то на уроке пения он имел глупость во всеуслышание заявить учительнице, что его любимая тональность – диез. Когда наступала зима, мы на каждой перемене играли с параллельным классом в снежки. Диез отнекивался, но мы его заставляли. Использовали в роли пушечного мяса. Сам он бросал снежки так, что они едва перелетали на сторону противника. А в его рядах был Руар, крепкий такой пацан, он в гандбол за «Уппсал» играл. Обычно он смеха ради принимал снежки Диеза головой, а потом своими меткими, сильными бросками разукрашивал ему лицо в кровь. Но однажды Диез слепил снежок вокруг камня и бросил его так высоко, как только мог. Руар прыгнул, смеясь, и отбил его головой. Звук раздался такой, будто камень ударился о камень, лежащий на мелководье, такой жесткий и мягкий одновременно. В тот день я единственный раз видел «скорую» в школьном дворе.

Харри глубоко затянулся.

– В учительской целыми днями судили и рядили, заслуживает ли Диез наказания. Но ведь он ни в кого снежком не метил, и вопрос только в том, следует ли наказывать человека, который просто-напросто не учел, что один идиот ведет себя по-идиотски.

Харри затушил окурок и вошел внутрь.

Время перевалило за половину четвертого. Злой ветер еще прибавил в силе на открытом пространстве между Акерсельвой и станцией метро на площади Гренландии, где школьников и пенсионеров в качестве пассажиров начали сменять люди с замкнутыми лицами и при галстуках, торопящиеся домой после работы. Харри врезался в одного из них, когда бежал вниз по лестнице, и услышал брошенное ему вслед ругательство, эхом отразившееся от кирпичных стен. Он остановился перед кабинкой между туалетами. В кабинке сидела та же самая пожилая женщина.

– Мне надо поговорить с Симоном, немедленно.

Она посмотрела на него холодными карими глазами.

– Его нет в Тёйене, – сказал Харри. – Все уехали.

Женщина непонимающе пожала плечами.

– Скажи, что его Харри спрашивает.

Она покачала головой и сделала знак рукой, чтобы он уходил.

Харри приблизился вплотную к разделявшему их стеклу:

– Скажи, это спиуни герман.

Симон предпочел Энебаккевейен длинному туннелю через Экеберг.

– Не люблю туннелей, понимаешь, – объяснил он, когда они тащились в сторону скал в предвечерней пробке.

– Так, значит, двое братьев, что перебрались в Норвегию и выросли вместе в одном вагончике, стали недругами, потому что полюбили одну девушку, – сказал Харри.

– Мария из очень почтенной семьи ловарра. Они обосновались в Швеции, где ее папа был булибасом. Она вышла замуж за Стефана и переехала с ним в Норвегию, когда ей только исполнилось тринадцать, а ему восемнадцать. Стефан до смерти любил ее. Как раз в это время Расколь скрывался в России, понимаешь. Не от полиции, а от косовских албанцев, орудовавших в Германии. Они считали, что он кинул их по бизнесу.

– По бизнесу?

– Они нашли пустой трейлер на автобане под Гамбургом, – улыбнулся Симон.

– Но Расколь вернулся?

– В один прекрасный майский день он объявился в Тёйене. Тогда-то они с Марией и увидели друг друга впервые. – Симон засмеялся. – Господи, какими взглядами они обменивались! Я даже на небо посмотрел, думал, сейчас гроза разразится, так воздух наэлектризовался.

– Они влюбились друг в друга?

– В одночасье. На глазах у всех. Некоторые женщины даже стыдливо отвернулись.

– Но если это было так очевидно, родственники, наверное, как-то отреагировали.

– Да нет, никто не думал, что это так опасно. Не забудь, что мы женимся раньше вас, понимаешь. Мы не в силах сдерживать молодежь. Они влюбляются. Тринадцать – ты можешь себе представить…

– Могу. – Харри почесал в затылке.