Без выбора - Марина Кистяева (2018)

Вита не ожидала столь быстрой реакции Романа. Он выбросил руку вперед, схватил девушку за предплечье и рванул на себя, впечатав в едва ли не каменную и влажную от воды грудную клетку. Вита мгновенно потерялась, дезориентировавшись во времени и пространстве. Кожа Багровского была горячей и почему-то мягкой, бархатистой. И одновременно казалось, что об неё можно порезаться, глупость, конечно, но именно так отпечатался в сознании Виталины их неожиданный контакт. Вита задохнулась, её дыхание застряло в груди, воздух сгустился. Девушка даже не успела пожалеть об опрометчивом поступке и словах, которые можно было расценить, как провоцирование, как красную тряпку для быка, когда услышала яростный шепот:

- Передергивает от омерзения, Губастая? Да неужели? Хочешь я тебе докажу, что ты маленькая лгунья? Разложу тебя прямо здесь и сейчас? И ты будешь стонать и срывать горло, выкрикивая моё имя! У этой стены? Или поднимемся наверх? Я даже сполоснусь, о, нет, Губастая, я тебя заставлю меня вымыть! Чтобы у тебя не было повода мне сказать, что я тебя трахаю после другой девки! Хочешь? Давай, дерзи мне ещё раз! Дай повод, и я им непременно воспользуюсь! Страстно и очень-очень медленно!

Вита потеряла дар речи. Никогда не думала, что окажется в такой ситуации, когда огромный голый мужик с эрегированным членом, который, черт возьми, всё никак не опадал и упирался ей в живот, будет говорить, что именно хочет с ней сделать, и всё с сексуальным подтекстом. Обратная сторона опеки Багровского состояла в том, что, когда девочки-ровесницы учились отшибать неугодных женихов и держать ответ, за неё это делали люди Романа. Её окружение быстро смекнуло: у неё есть те, кто не только популярно объяснит, как с ней следует разговаривать, но и на деле покажет, что будет, если её обидеть. Были случаи, да. И хотя Вита ругалась и обвиняла Рустама с его парнями во всех смертных грехах, она знала, что защищена. Что ни один негодяй не нападет на неё в темном переулке, не приставит нож к горлу и, задрав юбку, не изнасилует. Она жила с этой защитой много лет, привыкла к ней.

И тут…

Тот, кто обеспечивал ей эту самую защиту, проплачивал круглосуточную охрану, вдруг говорит вещи, от которых живот скручивает незнакомыми болезненными спазмами.

Она разозлила зверя.

То, что было между ними у неё в спальне – прелюдия. Детская шалость.

- Кто бы сомневался, что ты умеешь насиловать, - зло процедила Вита, не отступая назад. Хоть пыл её и поубавился, но разумность и природная осторожность возвращаться никак не желали. Вита не могла склонить голову. Только не сейчас. Интуитивно чувствовала, что один раз склонит, и всё, Багровский сломает её, подомнет под себя, и ей в дальнейшем достанется участь бесправной вещи, о которой вытирают ноги. Она не позволит подобному случиться.

Крылья носа Романа раздулись, нервно дернулся кадык.

- О каком насилии ты говоришь, Губастая? Ты понятия не имеешь, что такое насилие! И не надо мне сейчас тут втирать, что над тобой последние годы только и делали, что совершали моральное насилие. Принуждали, ограничивали! Тебе рассказать подробнее, что мужчины в гневе, в ненависти делают с женщинами, а? Или напомнить, что наши семьи уже несколько десятилетий ведут кровопролитную войну? Рассказать в красочных подробностях, как твой дед несколько часов подряд пытал мою бабку! Женщину! Ей не было и сорока лет!

После последних слов Виту затрясло. Война в любом её проявлении жестока, бесчеловечна. Льется кровь, страдают невинные люди. Всегда кого-то пускают под «замес». Их семьи враждовали не год и не два. Вита грешным делом даже иногда думала: как они полностью не вырезали друг друга. Опять же… Размышлять, прогонять процесс в голове, сопоставлять события – это одно. Реальность – боль, страх, смерть.