По соседству, в Охтердабе, был ярмарочный день, – Нина все выяснила заранее и собиралась следовать за людьми, которые туда направятся. Так что до места она добралась без труда. Да, действительно, она увидела ряды палаток и прилавков и толпу людей, собравшихся для того, чтобы продать домашние сыры, а иногда и немного непастеризованного молока, спрятанного под прилавком, – если вежливо попросить, его достанут. Здесь же красовались соломенные куклы, теплые еще яйца и огромные колеса бисквитных пирогов, похожих на мягкие подушки, набитые невероятными начинками. Нина присмотрела один с корицей, на потом.

Здесь продавались и домашние колбасы – из оленины, говядины и даже из страусятины. И ранний урожай артишоков и картофеля, на котором еще не высохли комочки темной земли, темно-зеленая капуста, свежий нежный салат, кое-кто умудрился уже вырастить томаты, маленькие и невзрачные, зато цветная капуста и морковка были великолепны. Нине также говорили о сезоне клубники, когда ягоды просто вываливаются из корзин, – но и сейчас их было достаточно.

«Лендроверы», джипы и всевозможные машины, заляпанные грязью, стояли вдоль узкой мощеной улицы под светло-серыми каменными стенами, но Нина достаточно легко нашла местечко и для себя и радостно поставила там фургон. Еще до того, как она включила большие светящиеся буквы, вокруг столпились покупатели. А когда Нина широко открыла дверь фургона, они – особенно женщины – буквально вломились внутрь, чтобы все увидеть.

Нина с гордостью оглядывалась. Книжные запасы выглядели аккуратно и соблазнительно, некоторые особенно красивые обложки были повернуты лицевой стороной к покупателям. Утром, в момент напавшего на нее безумия, Нина подвесила к потолку небольшую люстру. Но теперь лишь порадовалась этому, потому что люстра очень мило раскачивалась на ветру.

Одна из женщин смотрела по сторонам, вытаращив глаза.

– Бог ты мой! – с улыбкой воскликнула она. – Просто не знаю, с чего начать!

– Вполне вас понимаю, – откликнулась Нина.

Женщина посмотрела на своего неугомонного малыша, едва начавшего ходить, – он уже пытался погрызть кресло-мешок.

– Я вроде как… Я читала только детские книжки, когда была беременна, а теперь вообще отвыкла…

Сердце Нины подпрыгнуло, она бросилась в атаку.

– Что ж, – сказала она. – Возможно, вам пригодится вот это.

И она сняла с полки прекрасную книгу, переведенную с русского языка, – «Теперь мы все большие девочки». Это был сборник коротких историй об опыте материнства, с яркими иллюстрациями в стиле средневековых сборников молитв и псалмов, с календарем, – истории располагались по порядку, начиная от момента зачатия, далее шли страшные сказки о Бабе-яге – ими бабушка автора пугала ее в детстве, а еще в книге говорилось о трудностях обращения с едва научившимся ходить малышом, который в январский день в Санкт-Петербурге не желает надевать теплую одежду, и о многом другом. Это была книга, и у самой Нины вызывавшая глубокие материнские чувства, хотя она и не думала о детях, – но ей еще не приходилось встречать молодую маму, которая не пришла бы от этой книги в восторг.

Лицо женщины вспыхнуло радостью, когда она увидела изумительные иллюстрации.

– Прекрасно! – воскликнула она. – Томас, прекрати! Перестань сейчас же!

Но Томас и не думал прекращать, он уже заметил на одной из полок и ухватил огромную блестящую книгу об автобусах и грузовиках, об экскаваторах и грузоподъемниках.

Нина отвела взгляд, чувствуя себя неловко: она совершенно не привыкла к тому, чтобы люди платили за книги, разве что они слишком поздно их возвращали, да и то, если человек выглядел откровенно бедным или огорченным, она обычно не заставляла его платить штраф.

Женщина посмотрела на ребенка, а потом сказала:

– А знаете что? Похоже, это может заставить его сидеть тихо, пока я делаю покупки, и не хватать всякие липкие булочки.