Школа Сказок - Ирина Эльба, Татьяна Осинская (2015)

После вкусной еды меня немного разморило и появилось желание поспать. Но, увы, не судьба: здесь как-то неловко, а домой меня не отпустят. А все из-за барда, который, впрочем, не спешил почтить публику своим визитом.

– И долго его ждать? – спросила у Вереи, сидящей напротив.

– Его выступление через три минуты. Эх, хорошо, что мы пришли пораньше и заняли места!

Оглядев зал, согласно кивнула. В таверне яблоку негде было упасть. Столько народа… И преимущественно девушки. Видимо, этот бард – местная звезда. Не удивлюсь, если после представления девчонки хлынут просить автографы.

Пока в голове текли ленивые мысли, свет неожиданно погас, заставляя народ нервно выдохнуть. Когда зажегся софит над сценой, в центре уже сидел он – бард, вскруживший голову местным прелестницам. И где-то я даже их понимала.

Мужчина действительно был красив, но той дикой, необузданной красотой, что притягивает взгляд и выделяет из толпы. Неизвестный мне инструмент смотрелся неуместно в сильных руках, вызывая желание заменить его на меч. Золотые волосы короткими прядями обрамляли лицо, подчеркивая бронзовый загар исполнителя. И губы, такие притягательные даже издалека. Не знаю отчего, но у меня возникла стойкая ассоциация – поцелованный солнцем. Хотя он сам казался Солнцем – светлым и чистым. Наваждение… Но такое сладкое.

И когда первые звуки разлились по залу, я забыла, как дышать. Обычные песни основывались на незамысловатой мелодии и трогательных словах о любви, въедливым червячком проникая в мозг, чтобы затем крутиться раз за разом. Песни этого мужчины были… магией.

Растекаясь туманом слов, они словно оживали, вспыхивая яркими образами в сознании. Они завораживали, они уводили в прошлое и манили картинками будущего. В них было все: и боль, и радость, и чувство потери, и щемящее душу счастье. В них была Жизнь…

Завороженная, очарованная, я вместе со всеми ловила звуки очередной песни, глядя, как ввысь устремляется переливающееся кружево неведомой силы.

Обниму я тебя за плечи,

Ну же, милая, слезы утри!

В этот тихий и ласковый вечер

Нам не дело скитаться в пути.

Сядем рядышком возле речушки,

На поваленном древе сосны,

И споем о судьбине-старушке,

О любви, о приходе весны.

Тихим словом помянем усопших,

И за здравье живых скажем тост!

Пригубим медовухи цветочной…

Ну же, милая, что ты не пьешь?

Капли горькие тихо стекают,

Не дают сделать даже глотка…

Отчего ты рыдаешь, родная?

Вспоминала отца-старика?

Не горюй, моя дева, не стоит,

Отпусти его душу к Вратам,

Лучше выпей вина из Пригорий

И отдай дань ушедшим в лета.

Мы затянем мелодию были,

Где сплетались в причудную сеть

Все рассказы, легенды… все было,

Только многое – это секрет…

Слова ласкали… Слова пугали… Опутывали, вознося на вершину гор и резко уводя в глубины океанов. И как-то неожиданно пришло понимание: бард – это не профессия. Бард – это жизнь.

А поцелованный солнцем мужчина продолжал петь, вызывая улыбку на губах.

Когда первые робкие аплодисменты нарушили воцарившуюся тишину, я даже не сразу поняла, что происходит. Погружение в сказочные истории было настолько реальным, что выплывать из них приходилось с трудом. Не сговариваясь, мы поднялись со своих мест и уже стоя захлопали барду. И оглядывая полный зал, каждого присутствующего, я неожиданно заметила десятки переливающихся нитей, тянущихся к мужчине. Сплетаясь вокруг него в кокон, они медленно опутывали тело, наполняя его силой и заставляя сиять. Сиять подобно солнцу…

– Ты это видишь? – тихо спросила у Антошки, не отрывая взгляда от завораживающего движения паутинок.

– Что? – не понял парень, а я просто качнула головой.