Незнакомец - Евгения Стасина (2021)

– А какие у меня мысли? – только если и так, почему отец хмурится? Почему и сам в коридор выглядывает, словно не хочет, чтобы нас кто-то услышал? Руки в карманы прячет, кустистые брови на переносице сводит, а во взгляде борьба – словно никак не решит, стоит ли … Чёрт возьми, и он туда же? Порываюсь спросить, а он внезапно на шёпот переходит:

– Ладно, в кабинет пошли. Только матери ни слова, я ей обещал об этом с тобой не говорить.

Выдыхаю. Выдыхаю, чтобы не дышать больше, пока следую за отцом к неприметной двери у лестницы. И когда в кресло сажусь, и когда принимаю из его рук бокал, наполненный коньяком, сделать очередной глоток кислорода не тороплюсь, предчувствуя, что смерть от удушья покажется мне цветочками… Огромным весенним букетом на фоне выкошенной травы…

– Славка это, – ведь не этого я ждал.

Давлюсь спиртным, тут же поднося к губам кулак, и теперь не спускаю глаз с напряжённой отцовской спины. Он у окна замер, подхватил двумя пальцами занавеску, и теперь разглядывает двор, подсвеченный тусклыми фонарями.

– Славка и хоть ты режь меня, я своего мнения не изменю.

С ума сошёл? Он, а вместе с ним и весь мир – мир, о котором я мало что помню, а то, что успеваю узнать, поскорее забыть хочу. Потому что к чертям такую правду, от неё каждая клетка от боли кричит – ещё немного, и я оглохну от этих воплей. От визга, пронзительного визга, раздающегося лишь в моей голове.

– Он же брат мой…

– И что? Есть люди, для которых кровные узы ничего не значат, сынок. Так вот он из таких. Я-то, в отличие от тебя, всё помню: и как он волком на меня смотрел, когда я с тобой возился, и какие скандалы закатывал, если тебе от меня денег больше перепадало… Сейчас понимаю, моя вина, а поздно уже: ты к нему на дачу поехал. Его сосед по участку крики слышал, а через десять минут видел, как ты из его дома вышел. Говорит взлохмаченный, куртка нараспашку, руки тряслись так, что ты сигарету подкурить не мог…

Ерунда какая-то. Допиваю алкоголь, теперь сам подливая себе добавку, и, вновь пригубив, в стакан пялюсь… Было? Не помню ни черта… Как бы ни напрягался – глухо…

– Слава говорил, что мы повздорили…

– А что спустя две минуты после твоего ухода, он за тобой на машине вдогонку бросился, не говорил? – папа тюль отпускает и пальцы сжимает в кулаки, а я только и могу, что головой качнуть. – Вот и я о чём. Если его соседу верить, то вернулся Славка глубокой ночью, а о твоём исчезновении нам лишь с утра сообщил. Так что он это, Глеб. А причина простая как мир – банальная зависть. Мужику тридцать пять, а у него ни работы приличной, ни семьи, ни жилья. Всё, что я ему дал, профукал, так на отцовской даче и обитает.

Да быть не может. Уже и не слушаю вовсе, как мой старик, не скрывая презрения, обвиняет во всех грехах едва ли не самого близкого мне человека, и по закоулкам памяти брожу. Извилистым, мудрёным, где тупик на каждом повороте меня поджидает, а перестать блуждать не выходит. Не могу, потому и стучу в каждую дверь…

– А Артур? – и за любую надежду цепляюсь. Вскидываю глаза, в которых наверняка горит надежда, а папа эту самую надежду одним лишь тяжёлым вздохом гасит:

– А что Артур? Из-за ресторана, что ли? Да брось, Глеб. Он у меня денег в долг просил, чтоб твою долю выкупить, а я ему в красках обрисовал, что ваш ресторан через год ждёт. Погорите, конкуренции не выдержите. Вроде бы понял. Немаленький же, знает, каким трудом вам этот бизнес дался. И вот так всё потерять из-за банальной ностальгии? Нет.

– Тогда почему мне не рассказал? Не о продаже этой, ни о том, что мы разругались в пух и прах?

– А потому и не рассказал, что переварил всё! Было и было, зачем ворошить? Да и переживал он, Глеб, по-настоящему. Когда о тебе узнал, сам ко мне заявился, места себе не находил. Понял поди, что порою можно просто не успеть признать собственные ошибки…

Отлично. На одного подозреваемого стало меньше?