Ледяная принцесса - Камилла Лэкберг (2010)

Тогда, в семнадцать лет, он бы ничего подобного не сделал, если бы не девчонка. Она была особенная, Мауд. Роскошная блондинка, притворно скромная, которая играла на его эго, как на хорошо настроенной скрипке. «Пожалуйста, Бенгт, я просто должна иметь…», «Пожалуйста, Бенгт, ну разве ты не можешь купить мне…» Она надела на него ошейник, и он послушно бегал у нее на поводке. Ей всегда всего оказывалось мало. Он считал каждую копейку и на все заработанные деньги покупал ей красивую одежду, парфюмерию — все, что угодно, стоило ей только ткнуть пальцем. Но как только у нее появлялось то, что она клянчила, она тут же это забрасывала, и начинала клянчить опять, и клевала ему печень, нудя, что без очередной шмотки она чувствует себя совершенно несчастной.

Мауд, словно какая-то зараза, отравила его кровь, и Бенгта от этого бросало в дрожь. И он даже не заметил, как колесо начало раскручиваться все быстрее и быстрее. Бенгт перестал понимать, где верх, где низ, что хорошо, что плохо, — все летело вверх тормашками. Когда ему исполнилось восемнадцать, Мауд взбрело в голову, что она должна везде с ним появляться не иначе как в «кадиллаке» с откидным верхом. «Кадиллак» стоил больше, чем Бенгт зарабатывал за год, и он лежал без сна много ночей, ворочался с боку на бок и ломал себе голову, где бы ухитриться раздобыть денег. И тут, когда он крутился как вошь на гребешке, Мауд разверзла свои губки и заявила ему ясно и определенно, что если Бенгт не может обеспечить ее так, как она того заслуживает, и не купит «кадиллак», то она найдет себе кого-нибудь получше. Его бессонные ночи стали еще более мучительными из-за ревности, и в конце концов Бенгт не выдержал.

Десятого сентября 1954 года ровно в четырнадцать часов он вошел в банк Танумсхеде, вооруженный старым армейским пистолетом, который его отец хранил дома, и с натянутым на лицо нейлоновым чулком. Все пошло вкривь и вкось. Ясное дело, служащие банка быстро побросали ему в сумку пачки денег, но денег оказалось вовсе не так много, как он рассчитывал. Вдобавок одним из клиентов оказался одноклассник отца, и он с легкостью узнал Бенгта, несмотря на чулок. Меньше чем через час полиция была у них дома и нашла сумку с деньгами под кроватью в его комнате. Бенгт никогда не забудет лицо своей мамы. Она умерла много лет назад, но ее глаза преследовали его, когда выпивка заволакивала его голову.

Три года в тюрьме убили все его надежды на будущее. Когда Бенгт вышел на свободу, Мауд не было, она исчезла в неизвестном направлении. Хотя она его больше не интересовала. Все его старые друзья жили своей жизнью, пахали на работе, обзавелись семьями и не хотели иметь с ним ничего общего. С его отцом произошел несчастный случай, он умер, пока Бенгт сидел в тюрьме. И после отсидки он вернулся к матери и стал жить в ее доме. Униженно и смиренно он обивал пороги в поисках работы, но везде наталкивался на глухую стену и слышал только «нет». Он никому не был нужен. И все эти взгляды, неотвязно преследующие его, и привели Бенгта в конце концов к тому, что его будущее утонуло на дне бутылки.

Для любого, кто вырос в спокойном маленьком поселке, где все знают друг друга и здороваются, встречаясь на улицах, ощущать себя изгоем было бы невыносимо. Он подумывал уехать из Фьельбаки, но куда, собственно говоря, он мог уехать. В любом случае проще оставаться здесь и тонуть в благословенной выпивке.

Они с Андерсом очень быстро нашли друг друга. Что один, что другой — два облезлых черта. Бенгт испытывал к Андерсу теплые, почти отцовские чувства и оплакивал его судьбу больше, чем свою собственную. Ему часто хотелось сделать что-нибудь, чтобы изменить и повернуть жизнь Андерса, но он и сам был не в силах вырваться из соблазнительных объятий своей сорокаградусной любовницы, такой же требовательной и ничего не дающей взамен, как Мауд. Поэтому единственное, что оставалось им с Андерсом, — это пытаться дать друг другу немного понимания и утешения.