Убивая Еву - Люк Дженнингс (2019)

– Тогда пошла ты на х… вместе со своей гребаной оперой, – прошипела Оксана, не сдерживая рвавшийся наружу гнев. Она встала и, спотыкаясь, побрела к выходу, потом сбежала по лестнице и выскочила на улицу. Город стоял залитый ночными огнями цвета серы, в свете фар на Коммунистической улице кружился снегопад. Мороз пробирал до костей, и Оксана поняла, что забыла в театре куртку.

Но от гнева ей было наплевать на все. Почему Анна Ивановна ее не хочет? Вся эта культура – конечно, хорошо, но от Анны ей нужно больше. Ей нужно видеть желание в глазах. Видеть, как все, что дает ей власть над Оксаной – ее доброта, ее терпение, ее хреновое целомудрие, – растворяется в сексуальном подчинении.

Но Анна воспротивилась этому преображению. А ведь она чувствовала в точности то же самое – и Оксана это знала, ведь она ощутила, как под ее рукой трепещет сердце женщины. Это было нестерпимо, непереносимо. И там, у ступеней театра, засунув руку в джинсы, она стояла, пытаясь выдохнуть из себя все свое отчаяние, пока ее колени бессильно не опустились на покрытый льдом тротуар.

Анна простила ей историю в театре, но Оксана Анну так и не смогла простить до конца, и в ее чувствах к учительнице появился нездоровый, злой оттенок.

Ситуация достигла развязки, когда Анну изнасиловали. Вооружившись отцовским боевым ножом, Оксана заманила Романа Никонова в лесополосу и там все сделала как надо. Правда, Никонов выжил, а это не входило в ее планы, но в остальном все прошло идеально.

Оксану никто не допрашивал, а сама она хоть и предпочла бы, чтобы жертва умерла от шока и потери крови, но все равно осталась удовлетворена тем, что Никонов теперь до конца дней будет мочиться через трубку. Все это она и поведала Анне, положив к ее ногам свой рассказ, как кошка, притащившая домой задушенную птицу.

Реакция Анны разнесла вдребезги весь Оксанин мир. Она надеялась на благодарность, на восхищение, на глубокую признательность. Вместо этого учительница молча смотрела на нее взглядом, исполненным льда и ужаса. Мысль об условиях, с которыми Оксана столкнется в женской тюрьме, сказала она, это единственное, что удерживает ее от немедленного звонка в милицию. Она будет молчать, но не желает больше никогда ни видеть Оксану, ни слышать.

Подобная несправедливость, мучительнейшее чувство утраты – все это привело Оксану на грань самоубийства. Она хотела взять отцовский «макаров», прийти к Анне домой и там пустить себе пулю в лоб. Залить эту маленькую квартирку на Комсомольском проспекте кровью и мозгами. Но сперва, пожалуй, ее поиметь: девятимиллиметровое автоматическое оружие – весьма убедительный аксессуар для соблазнения.

Но в итоге Оксана так ничего и не сделала. А та ее часть, которая столь отчаянно жаждала, чтобы Анна принадлежала ей, попросту отмерла.

Нежась в душистой ванне шанхайской квартиры, Вилланель ощущает, как душевный подъем отступает перед встречной волной меланхолии. Она поворачивает голову к окну, к внушительному контуру зеркального стекла, обрамляющему свет предсумеречного заката и крыши Французской концессии, и задумчиво покусывает верхнюю губу. На окне стоит ваза Лалик с белыми пионами – их мягкие лепестки напоминают об объятиях.

Она знает, что надо залечь на дно и не высовываться, что отправляться на охоту за сексом – тем более сегодня – безрассудство. Но и этот внутренний голод ей знаком. И его хватка будет лишь усиливаться. Окутанная паром, она выходит из ванны и стоит, обнаженная, у окна, размышляя, какое море возможностей лежит перед ней.