Призрак в кривом зеркале - Елена Михалкова (2009)

– Милиция здесь будет, само собой, – согласился Илюшин. – Но сначала я все-таки расскажу вам эту историю. Не люблю, знаете ли, чувствовать себя дураком. Так вот… – Он пересек комнату, но не сел, а остался стоять за креслом, опершись ладонями на зеленую спинку. – Жили-были красивый хирург и красивая женщина. Правда, красивой ее считали не все, но я склонен полагать, что она была очень привлекательной. Правда, Эльвира Леоновна?

Шестакова не ответила.

– Привлекательной… – повторил Илюшин. – И очень несчастной, кстати. Но я забежал вперед. Итак, жили-были два человека, которые полюбили друг друга, и звали их Антоша Соколов и Татьяна Любашина.

Эля вздрогнула и подалась вперед всем телом.

– Как? Танюша! Я ее помню! Она была замечательная! И красивая, правда…

Эльвира Леоновна даже не взглянула в сторону старшей дочери. Лицо ее было бесстрастным, как у статуи.

– Как-то раз она затащила к себе в постель доктора Соколова, – продолжал Илюшин, пристально наблюдая за Шестаковой, – а тот возьми да и влюбись в беспутную двадцатидевятилетнюю Таньку. Нелепо, правда, Эльвира Леоновна? Он должен был выбрать вас – вы ведь тоже любили его. Обхаживали целый год, боялись вспугнуть, наверное… Может быть, ссорились из-за него с сестрой. Хотя крайне глупым с моей стороны было предполагать, будто вы убили Розу – нет, она действительно уехала, потому что не выдержала…

– Чего не выдержала? – громко спросила Эля.

– Она не выдержала того, что они сделали вместе с вашей мамой, – помолчав, объяснил Макар. – Они убили Татьяну Любашину.

Эльвира Леоновна даже не вздрогнула. В обращенных на Илюшина голубых глазах ничего не отразилось – как будто сами имена Антона Соколова и Татьяны Любашиной она слышала первый раз в жизни.

Боже, боже, как она его любила… Как хотелось обхватить темноволосую голову, прижать к своим коленям – или прижаться к нему самой, вдыхая его запах, слушая заразительный смех, проваливаясь в счастливый невозможный сон, где он не сводил бы с нее восхищенных глаз, баюкал на руках, как ребенка, пересчитывал родинки на ее плече, прикасаясь губами к каждой.

Боже, какой осторожной она была. Как опасалась вспугнуть, как приучала понемногу к их дому, как постепенно убеждала его в мысли, что не может стать очередной его интрижкой, одной из десятков дамочек, прыгавших как блохи к нему в постель и так же быстро исчезающих оттуда, что она может быть только единственной. Антоша, Антоша… Слабый, доверчивый, ласковый, добрый… Любимый.

Чего только она не пережила, видя его рядом с Розой. Роза поверхностна, легкомысленна – ей нет большой разницы, с кем флиртовать, делить постель и по чьим волосам будет скользить ее тонкая длинная рука. Роза, конечно, была влюблена в Антошу, но чего стоила ее девчоночья влюбленность рядом с чувством самой Эльвиры! Как она торжествовала, видя, что он не увлечен сестрой, и как страдала, вспоминая, что судьбой выданы им с Розой одинаковые лица, и раз он не влюбился в одно – значит, не полюбит и другое.

Приманивала его маленькими сюрпризами, приглашая людей, которые были бы ему интересны, играла в недоступность – и тут же становилась покладистой, с наслаждением ловя интерес в его глазах, сдерживалась, чтобы не смеяться от счастья, когда он стал приходить не раз в две недели, а каждую субботу… Лепила из себя идеальную женщину – не холодный идеал, отталкивающий мужчин, а земную, достижимую. Неожиданно слабое место ее – дети – оказалось сильным: Антоша симпатизировал детям, и ему нравилось смотреть, как она играет с ними, целует перед сном. Что ж, тем охотнее она исполняла все это, всегда – каждую секунду! – оставаясь искренней перед ним.

И все это оказалось зря.