Маскарад со смертью - Иван Любенко (2013)

– Итак, уважаемый суд, я прошу вас удовлетворить ходатайство о признании не заслуживающим доверия доказательства – протокола опознания гражданина Евсеева по следующим основаниям, а именно: вместе с Михаилом Евсеевым предстали еще два статиста: некто по фамилии Иванов и гражданин Кипятков. Как мне удалось выяснить, Иванов – не кто иной, как многократно судимый за конокрадство цыган тридцати семи лет от роду, а гражданин Кипятков – письмоводитель в полицейском участке. Понятно, что среди черного как смоль Иванова и полицейского служащего очевидица Грядкина выбрала Евсеева, одетого в этот же самый арестантский халат. Но это далеко не все. Свидетельница, как следует из протокола, поставила внизу свой росчерк. Но на самом деле эта женщина неграмотная и расписываться не умеет. Знаете ли, я не поленился и навестил ее участкового пристава, надзирающего за своевременным сбором торговых податей в этом районе. Так вот он и показал мне ее подпись – простой и незамысловатый крестик. Фактически этот документ является чистой воды фальсификацией. А посему я ходатайствую о признании протокола опознания не заслуживающим доверия документом и, стало быть, негодным доказательством, – промакивая платком выступивший на лбу пот, закончил Эльдерман.

– Прошу вас, господин обвинитель, высказать свои соображения на этот счет, – обратился к прокурору судья.

– Ваша честь, я считаю доводы присяжного поверенного надуманными и необоснованными. Следственное действие проводилось в точном соответствии с установленными правилами. Все представленные для опознания лица имели одинаковую одежду и похожий внешний вид. Я не вижу оснований для удовлетворения заявленного ходатайства.

– Ну, хорошо. А как вы можете объяснить подпись в документе от имени свидетельницы, если, как говорит господин адвокат, она не умеет расписываться? – допытывался судья.

– Ваша честь, я не присутствовал при отборе ее подписи, – сухо ответил прокурор.

– Ну, а каково же будет ваше мнение, господа присяжные поверенные? – Гриневицкий пристально смотрел на адвокатов Евсеева и Воротынцевой.

– Мы полностью согласны с мнением коллеги, – пристыженно опустив глаза, ответили щеголевато одетые молодые люди.

– Ходатайство о признании протокола допроса гражданина Евсеева не годным (сентября месяца, числа десятого, сего года) удовлетворено в полном объеме, – стукнув деревянным молотком, судья огласил постановление. – Попрошу секретаря пригласить присяжных заседателей для продолжения слушаний. – Барышня в строгом черно-белом одеянии, сильно похожая на классную гимназическую даму, быстро поднялась с места и прошла к совещательной.

Судебные баталии продолжались еще три дня, и лишь в пятницу следствие было окончено. Заслушав прокурора и адвокатов, публика с нетерпением ждала, когда подсудимые получат право на последнее слово.

Первым выступал Расстегаев. Приподнявшись со скамьи, надворный советник суетливо оглянулся по сторонам и, глядя куда-то блуждающим взглядом, проронил:

– Простите великодушно. У меня и награды имеются: медаль «За усердие» и Станислав III степени – всего год назад как вручен. Я ведь столбовой дворянин. Роду нашему больше пяти веков… А меня вот бес попутал. Вы уж, господа, не обессудьте… – Его руки судорожно тряслись, сдавленный голос нервно дрожал, и, не сумев больше вымолвить ни слова, он тяжело опустился на скамью.

– Госпожа Воротынцева, будете ли вы говорить? – задал обязательный вопрос председательствующий.

Девушка ответила лишь отрицательным покачиванием головы и презрительно-надменной усмешкой в сторону судьи.

– Подсудимый Евсеев?