Красный Дракон - Томас Харрис (2010)

Альбом пестрел множеством газетных вырезок, самые ранние — об исчезновениях пожилых женщин в Сент-Луисе и Толедо. Под вырезками — надписи, сделанные самим Долархайдом. Черные чернила, красивый каллиграфический почерк, похожий на руку самого Уильяма Блейка.

Прикрепленные на полях неровные кусочки кожи, срезанные с головы, волокли за собой хвосты волос, подобно кометам, спрессованным в альбоме самого Бога.

Здесь же вырезки о семье Джейкоби из Бирмингема вместе с кадрами из кинопленки и слайдами в наклеенных на страницы кармашках.

А вот статья о Лидсах и отпечатки кадров из фильма, отснятого им самим.

Кличка Зубастик стала появляться после Атланты. Она была аккуратно вычеркнута из всех статей о Лидсах.

Сейчас Долархайд проделал то же самое и с вырезкой из «Тэтлер», гневно замазав слово «Зубастик» красным фломастером.

Он открыл чистую страницу альбома и, взяв ножницы, обрезал статью из «Тэтлер» под размер листа. Стоит ли помещать в альбом фотографию Грэма?

Слова «невменяемых преступников», высеченные на каменной табличке над головой следователя, раздражали Долархайда. Ему было неприятно смотреть на любое место заключения. Лицо Грэма ни о чем не говорило ему. Он отложил снимок в сторону. На время.

Теперь Лектер… Лектер. Это, конечно, не самая красивая фотография доктора. У Долархайда имелся снимок получше. Он встал и вытащил его из коробки в стенном шкафу. На фотографии, опубликованной после того, как Лектера поместили в больницу, прекрасно вышли глаза. Но и этот снимок чем-то его не устраивал. По его мнению, характер Лектера можно передать, лишь написав его портрет темными, холодных оттенков красками, изобразив его итальянским князем эпохи Возрождения. Ведь только Лектер обладал достаточным опытом и проницательностью, чтобы увидеть триумф и величие Пришествия Долархайда.

Он чувствовал, что Лектер понимает всю ирреальность людей, смерть которых призвана ускорить Пришествие Дракона. Что они вовсе не плоть, но свет, воздух, цветовые пятна и мимолетные звуки, мгновенно исчезающие, когда он изменяет их. Как лопающиеся воздушные шарики. Они не понимают, что намного важнее служить материалом для изменения, нежели продолжать жить, чего они так страстно желают, моля о пощаде.

Долархайд сносил их вопли, как скульптор терпит гранитную пыль, летящую во время работы с камнем.

Да, Лектер в состоянии понять, что кровь и воздух, именуемый дыханием живых, — простые химические вещества, которые, изменяясь, обеспечивают сияние его Славы. Подобно тому, как горение является источником света.

Долархайду хотелось бы встретиться с Лектером, поговорить, поделиться мыслями, порадоваться вместе с ним их общей мечте. Хотелось, чтобы Лектер признал его, подобно тому, как Иоанн Креститель признал когда-то Мессию; хотелось подмять его под себя, как Дракон попирает 666 на акварели Блейка, и запечатлеть на кинопленке, как, умирая и растворяясь, Лектер перейдет в силу Дракона.

Долархайд натянул новую пару резиновых перчаток и подошел к письменному столу. Сорвав обертку с только что купленной туалетной бумаги, он отмотал от рулона длинную полоску.

Старательно выводя печатные буквы левой рукой, он стал писать письмо Лектеру. Речь редко служит показателем того, как человек умеет излагать свои мысли на бумаге. Из-за существующих и мнимых дефектов Долархайд говорил скованно и упрощенно, но разница между разговором и письмом была просто поразительной. И все же он обнаружил, что так и не смог высказать в письме свои самые сокровенные чувства.

Он хотел бы получить ответ от Лектера. Ему требовался живой отклик, прежде чем он сможет довериться доктору Лектеру.

Как же это организовать? Порывшись в коробке с вырезками, Долархайд еще раз перечитал все, что было посвящено Лектеру.

Внезапно его осенило, и он снова взялся за перо.

Перечитав письмо, он оценил его слог как слишком скромный, неуверенный. Подпись гласила: «Пламенный Поклонник».