В тридцати футах за ним Дрю Т. Бэрри тоже поднял карабин, хотя понятия не имел, кого увидел Питерс: мешали густой дым и сам бывший охранник. А потом, когда Клинт и Уилли проходили мимо Будки в короткий коридор крыла А, который вел к «мягкой» камере, две длинные белые руки вытянулись из лазарета и схватили Дона за горло. Дрю Т. Бэрри в изумлении наблюдал, как Дон исчез, словно в каком-то фокусе. Дверь в лазарет захлопнулась. Дрю Т. Бэрри поспешил к тому месту, где только что стоял Питерс, и попытался открыть дверь, но обнаружил, что она заперта. Он заглянул в окошко из армированного стекла и увидел женщину, которая выглядела обдолбанной и держала стамеску у горла Питерса. Женщина стянула с него нелепый футбольный шлем, и тот валялся на полу рядом с винтовкой. Редеющие черные волосы Питерса прилипли к черепу потными прядями.

Женщина – в коричневой униформе заключенной – увидела лицо Дрю Т. Бэрри в окошке. Подняла стамеску и махнула. Жест был однозначным: Вали отсюда.

Дрю Т. Бэрри подумал о том, чтобы выстрелить через стекло, но это могло привлечь других защитников тюрьмы. Вспомнил он и обещание, которое дал самому себе перед тем, как застрелить вторую жуткую женщину в спортивном зале: После этого, мистер Тюремный Охранник, тебе придется рассчитывать только на себя.

Он отсалютовал безумного вида заключенной и вдобавок продемонстрировал ей поднятые большие пальцы. Затем пошел дальше. Но осторожно. Прежде чем Питерса схватили, тот что-то увидел.

19

– Ой, посмотрите, кого я нашла, – проворковала Энджел. – Это ведь тот самый, кто любит лапать девок за титьки и выкручивать соски, а еще тереться об их жопу, пока не кончит в трусы.

Когда она подняла руку, чтобы махнуть страховщику, Дон успел выскользнуть, и теперь их разделяло небольшое расстояние.

– Убери стамеску, заключенная. Убери немедленно, и тогда я не подам на тебя рапорт.

– Но на этот раз у тебя на штанах не сперма, – заметила Энджел. – Многовато даже для такого дрочера, как ты. Ты обдулся, верно? И твоей мамочке это не понравится.

При упоминании его святой матери Дон забыл об осторожности и бросился на Энджел. Та полоснула стамеской, и на этом все могло и закончиться, но Дон споткнулся о шлем, и стамеска, вместо того чтобы перерезать ему горло, прочертила глубокую полосу на лбу. Кровь полилась на лицо, и Дон упал на колени.

– Ох! Ох! Хватит, как больно!

– Да? А если так? – И Энджел пнула его в живот.

Пытаясь сморгнуть кровь, Дон схватил Энджел за ногу и повалил. Она ударилась локтем об пол, стамеска выскочила из руки. Дон подмял Энджел под себя и потянулся к ее шее.

– Не буду трахать тебя мертвую, – пообещал он ей. – Это мерзко. Просто придушу до потери сознания. А убью лишь после того, как…

Энджел схватила футбольный шлем и по широкой дуге с силой врезала по окровавленному лбу Дона.

– Ой, нет, прекрати это, заключенная!

Ударить кого-то шлемом – серьезное нарушение по правилам Национальной футбольной лиги, подумала Энджел, но раз никто это не транслирует, вряд ли меня оштрафуют.

Она еще дважды ударила Дона шлемом, возможно, вторым ударом сломав ему нос. Тот определенно свернулся набок. Дону удалось перевернуться и встать на колени, отклячив зад. Он кричал что-то вроде: «Прекрати это, заключенная», – но слов было не разобрать, потому что этот хряк шумно пыхтел. Кроме того, у него были разбиты губы, а рот полон крови. Она выплескивалась при каждом слове, и Энджел вспомнила, как они говорили подростками: «В твоем душе есть чем сделать себя суше?»

– Хватит, пожалуйста, хватит, – молил Дон. – Ты разбила мне лицо.

Энджел отбросила шлем и схватила стамеску.

– Это тебе за массаж сосков, дежурный Питерс!

Она вонзила стамеску ему между лопаток по самую деревянную рукоятку.

– Мама! – вскрикнул он.

– Хорошо, дежурный Питерс, это тебе за твою мамулю! – Энджел выдернула стамеску, вонзила ему в шею, и Питерс свалился на пол.