Гипнотизер - Ларс Кеплер (2017)

Помощница выглянула из кабинета с толстой папкой в руке, улыбнулась и ответила:

– Целую!

Симоне не нашла в себе сил пошутить в ответ. Она схватила сумку, набросила на плечи пальто и почти бегом кинулась к метро.

Перед дверями пустого дома бывает особая тишина. Уже вставляя ключ в замочную скважину, Симоне знала, что в квартире никого нет.

Забытые коньки валялись на полу, но рюкзака, ботинок и куртки Беньямина не было, не было и верхней одежды Эрика. В комнате сына лежала сумка с лекарствами. Симоне подумала: можно надеяться, что Эрик ввел Беньямину фактор.

Она села на стул, закрыла лицо руками и попыталась прогнать панические мысли. Одновременно перед ее внутренним взором мелькали картины: вот у Беньямина случился тромб из-за лекарства, Эрик зовет на помощь; может быть, как раз сейчас он бежит вниз по длинной лестнице с Беньямином на руках.

Симоне никак не могла совладать с тревогой. Ей вечно мерещилось, как Беньямину на перемене в лицо попадает баскетбольный мяч или как у него вдруг случается спонтанное кровоизлияние в мозг: темная жемчужина в мозгу расширяется, как звезда, и растекается по извилинам.

Симоне мучилась от почти невыносимого стыда, вспоминая, как она теряла терпение из-за того, что Беньямин не хотел ходить. Ему было два года, а он все еще ползал. Они еще не знали, что у него заболевание крови и что, когда он становится на ноги, в суставах лопаются кровеносные сосуды. Симоне кричала на него, когда он плакал. Когда мальчик ползал, она твердила, что он похож на грудничка. Беньямин пытался ходить, делал несколько шагов, но острая боль валила его на пол.

После того как Беньямину поставили диагноз – болезнь фон Виллебранда, – именно Эрик, а не она, Симоне, взял на себя заботу о сыне. Именно Эрик осторожно сгибал и разгибал суставы Беньямина после ночной неподвижности, чтобы уменьшить риск внутреннего кровотечения. Именно Эрик делал сложные инъекции, когда шприц нельзя вкалывать в мышцу, а следует осторожно и медленно опорожнять под кожу. Это гораздо болезненнее, чем обычный укол. В первые годы Беньямин сидел, уткнувшись носом в папин живот, и тихо плакал, когда игла входила под кожу. Сейчас он продолжал завтракать, не глядя на шприц, – просто протягивал руку Эрику, который протирал кожу, делал инъекцию и заклеивал место укола пластырем.

Препарат, помогавший крови Беньямина сворачиваться, назывался “Гемате”. Название звучало для Симоне как имя греческой богини мести. Это было отвратительное, не особо действенное лекарство, которое продавалось в виде замороженного золотистого порошка. Перед применением его надо было растворять и размешивать, доводить до нужной температуры и дозировать. “Гемате” значительно повышал риск образования тромбов, и Симоне с мужем все надеялись, что появится что-нибудь получше. Но с “Гемате”, высокой дозой десмопрессина и спреем “Циклокапрон”, предотвращавшим кровотечения в слизистой оболочке носа, Беньямин был в относительной безопасности.

Симоне до сих пор помнила, как в Мальмё, в отделении гемофилии, им дали маленькую ламинированную карточку риска Беньямина с его именинной фотографией. Под смеющейся четырехлетней физиономией текст: “У меня болезнь фон Виллебранда. Если со мной что-нибудь случится, позвоните в отделение гемофилии по телефону 040 33 10 10”.

Она заглянула в комнату Беньямина, подумала: немножко грустно, что он снял со стены плакат с Гарри Поттером и убрал почти все игрушки в коробку, стоящую в чулане. Он торопился стать взрослым, с тех пор как повстречал Аиду.

Симоне постояла, подумала: может быть, Беньямин сейчас с ней?

Беньямину всего четырнадцать, Аиде – шестнадцать. Он говорит, что они приятели, но ясно, что она его девушка. Симоне гадала, решился ли он сказать Аиде про свою болезнь. Знает ли она, что, если Беньямин не примет лекарство вовремя, это может стоить ему жизни?