Танцы марионеток - Елена Михалкова (2009)

Когда она пришла в себя, перепуганная до смерти Ольга Сергеевна хлопотала вокруг нее, собираясь вызвать «Скорую помощь». Лена еле ее отговорила. Она что-то соврала матери о причинах обморока, не думая о том, насколько убедительно звучит ее вранье, – у нее не было на это сил. Все мысли, чувства словно сконцентрировались вокруг одного воспоминания: вот она придумывает героиню, которая должна стать жертвой в новой книге, «Кошачий глаз», и вспоминает о своей учительнице, которая давно уже не работала в школе. «То, что надо!» Тихая, беззлобная, не сердящаяся даже на самых отъявленных хулиганов, – идеальная жертва, вызывающая сочувствие у самой Лены, а значит, и у читателя. И учительница оказалась в истории, которая для нее заканчивалась очень печально. Лене было жаль свою героиню, очень жаль, но по сюжету ее смерть была необходима. И потом, это было так жизненно…

Лена плохо помнила, как провела следующие несколько дней. Во втором воспоминании она видела себя бредущей по скверу в каком-то сомнамбулическом состоянии, окруженной призраками убитых ею людей, – теперь она уже не могла сказать, кто из них был живым, а кто выдуманным. Судьба щелкнула ее по носу, но она не поняла этого, и тогда ей преподали второй урок. Но даже после этого ее самонадеянность одержала верх, и она вывернула ситуацию наизнанку, ухитрившись приписать себе лавры «читателя человеческих жизней». В наказание за это следующий удар оказался таким, что сбил ее с ног.

«Я едва не убила ее, – думала Лена, и образ Веры Алексеевны сливался в ее воображении с настоящей учительницей. – Своими руками… мыслями… фантазией… Господи, я чудовище! Я не хотела, чтобы мои подозрения сбылись, и оттолкнула их от себя, хотя в глубине души всегда знала, что это правда. Кто еще умер по моей вине?»

Призраки неслись рядом с ней, умоляюще заглядывали в глаза, и каждый просил переписать их судьбу так, чтобы их ждало счастье. Ночью они пришли снова, и Лена несколько раз просыпалась в холодном поту, сдерживая крик. Господи, что она наделала! Что она наделала…

С утра она зарылась в воспоминания других авторов. Многие из них намекали на то, что написанное ими имеет обыкновение сбываться, а некоторые говорили об этом прямо – как тот писатель, один из ее любимых. «Почему я не обращала внимания на это раньше? Я знала, знала, но заставила себя закрыть глаза. Мои книги были мне важнее, чем жизнь живых людей».

Это была правда. Словно Молох, пережевывающий одну жертву за другой, она питалась чужими судьбами. Сколько их, этих жертв? Пять? Десять? В каждом ее романе кто-нибудь погибал, кого-то предавали, кто-то предавал сам, терял любимых…

Лена едва не застонала. Если бы можно было писать книги, в которых все счастливы и живут вечно! Но это невозможно. А значит, выход только один.

Она стерла начатую главу новой книги, уничтожила все записи, помогавшие ей в работе. Панически боясь узнать о ком-то еще, кто стал жертвой ее стремления заимствовать персонажи из окружающего ее мира, Лена специально старалась обходить молчанием все темы, которые могли вывести ее на судьбу прототипов.

Словно в отместку, ее дар выдумывать истории из ничего иссяк. Даже когда Лена попыталась сочинить что-то о выдуманных персонажах – полностью выдуманных, слепленных на скорую руку из обрезков книжных героев, – у нее ничего не получилось. В том месте, где открывалась когда-то дверь в другие миры, теперь была даже не стена – пустота, и от этого Лена ощущала себя как человек, у которого отняли способность дышать, но он почему-то остался жив. Хотя ему постоянно хочется вдохнуть, а у него не получается.