Нежные листья, ядовитые корни - Елена Михалкова (2015)

Когда Маша добежала до места событий, все было кончено. Аномалия сидела на мокром снегу, потирая окровавленный кулак. Мужчина исчез. А возле Анны развалился в грязи метис кавказской овчарки, грызя какой-то лоскут.

Присмотревшись, Маша поняла, что когда-то он составлял одно целое с мужским пальто.

Липецкая подняла на нее глаза и слизнула кровь с костяшек.

– Ты сменку посеяла, – хрипло сообщила она. – И портфель, походу, тоже.

Маша стояла над ними, в трех шагах от собаки.

– Познакомься, кстати, – сказала Аномалия, кивнув на зверюгу. – Это Гнида. Гнида, это дура.

– Почему дура? – машинально спросила Маша.

– Потому что приперлась к гаражам. Кой бес тебя сюда понес? О, стихи! Фигасе! Елина, я поэт! «Кой бес тебя сюда понес, кой бес тебя сюда понес», – пропела Аномалия. – Этот козел уже месяц здесь маячит, ты не в курсах, что ли?

Маша молча помотала головой.

– Вот поэтому и дура, – пробормотала та.

Обе замолчали.

Зверь оставил в покое вырванный из пальто клок, задрал ногу и стал вылизываться. На внутренней стороне бедра у него торчали колтуны, похожие на скомканные одуванчики. Гнида оскалил верхнюю губу, вцепился в один и с тихим рычанием начал выгрызать из шерсти.

Он был таким убедительным, таким неоспоримо живым, что остатки кошмара рассеялись бесследно. Как будто в мире, где существовали собаки, умеющие бегать по крышам, не могло быть девочек, онемевших от страха перед взрослым ублюдком. «Что со мной было? – подумала Маша. – Почему я вела себя как покорная овца?»

Неподалеку от них приземлился голубь, покосился глупым глазом на пса и снова улетел.

– Надо в милицию пойти, – неуверенно предложила Маша, провожая его взглядом.

– Иди, – разрешила Липецкая.

– А ты?

– Чтобы Гниду усыпили? Я, может, чокнутая, но не идиотка.

– За что его усыплять? – изумилась Маша. – Он меня спас!

– Он человека покусал, кретинка, – объяснила Аномалия. – И без того все жильцы вокруг жалуются на местных собак. Сначала усыпят, потом разбираться будут. Герой? Ну на тебе орден посмертно. И что я с этим орденом делать буду, задницу им закупоривать?

Маша подумала еще и села рядом с ней. Все равно куртка грязная…

С одной стороны, Аномалия была безусловно права. Но Маше в голову пришел еще один аргумент.

– А если этот… этот человек… если он снова нападет? Не на меня. На кого-нибудь другого.

Они только прогнали его. Да, сильно напугали, даже причинили вред. Но он придет в себя и вернется. В этом у Маши не было никаких сомнений. Она видела его улыбчивые глаза, слышала его шепоток и твердо знала: то, что сидит в этом человеке, сильнее голоса страха. Оно выгонит его снова в закоулки, где редко ходят взрослые, но часто бегают дети.

Аномалия зачерпнула горсть грязного снега и запихала в рот. Прожевала – и обвела рукой окрестности:

– Угощайся!

Маша подняла на нее взгляд.

– Ты знаешь, кто он.

– Чего?!

– Ты видела его раньше, – настаивала Маша. – Ты сказала, он уже месяц здесь ошивается. Ты знаешь о нем больше, чем показываешь.

Девочка молча облизала пальцы от снега, словно не слыша.

– Аня, пожалуйста…

– Не называй меня так! – резко оборвала Липецкая. – Хочешь проявить благодарность – просто свали отсюда на хрен!

Маша встала. Неловко потопталась возле Анны, но, когда пес уставился на нее недобрыми раскосыми глазками, решила, что ей и в самом деле пора.

– Спасибо тебе. Спасибо большое. Я его… Я его очень испугалась. Я не смогла бы ничего сделать.

Кажется, ее благодарственная речь только раздражала спасительницу. Маша еще раз повторила «спасибо», развернулась и пошла к брошенным вещам.

– Он больше этого не сделает ни с кем, – проговорили ей вслед. – Можешь не трусить.

Маша быстро обернулась. Аномалия сидела как ни в чем не бывало и выдергивала суставы пальцев один за другим.

– Что ты сказала?

– Я?