Улыбка пересмешника - Елена Михалкова (2009)

Идиотик. Узколобый мальчишка непонятного возраста («лет пятнадцати, что ли?») с глубоко посаженными косыми глазами, выпяченной нижней губой и слишком длинными, непропорционально длинными, как веревки, руками, пальцы которых были похожи на распухшие сосиски. Руки Сеня заметил в первую очередь, потому что парень тянулся к ножу, лежавшему на пеньке.

— Эй!

Сенька окликнул его негромко, однако идиот дернулся так, словно и не подозревал о существовании человека, сидевшего всего в нескольких шагах от него. «А черт его знает, — подумал Сенька, — может, и в самом деле не подозревал. Поди разберись, что там у них в голове, у ушибленных».

— Не трогай. Нельзя.

Неизвестно, понял дурачок его или нет, но руку отдернул. Он был в шортах и короткой цветной рубашке, и с его одежды стекала вода.

— Вплавь добрался? — озадаченно спросил Сеня. — Ну ты даешь… Тут же течение.

— М-м-м… — промычал парнишка, выкатив на него мутноватые белки. — Ку-уре-оша…

— Куреша, угу.

— Ку-уре-оша! — настойчиво повторил идиот.

— Да, да. Понял я, понял.

— Ку-уреша! — Мальчик повысил голос и даже головой затряс, словно так ему было легче произносить слова. — Ку-уре-оша — Алеша!

Выговорив заключительное слово, он облегченно плюхнулся на задницу и заулыбался, щеря редкие зубы.

— Алеша! — понял Сеня. — Значит, зовут тебя так, да?

— Але-е-оша!

— Ясно. А я Семен.

С коротких, ежиком стриженных волос слабоумного струились тонкие ручейки воды. Сене неожиданно пришло в голову, что неплохо было бы достать для мальчишки полотенце — не годится сидеть мокрым по прохладе.

Дурачок тем временем отвел взгляд от ножа и уставился на открытую банку тушенки. Из банки вкусно пахло, и он открыл рот, сделал движение, будто жует воздух, и снова закрыл.

— Да ты, значит, голодный… — негромко произнес Сеня с такой интонацией, с какой незлой человек говорит с приблудной собакой. — Ну, иди сюда, иди…

На его предложение идиот неожиданно отозвался: перевел глаза на Сеню и что-то неотчетливо промычал. Глаза у него были мутноватые, голубые, под безбровыми дугами, сильно выступавшими вперед.

— На, поешь.

Сеня в две секунды сделал ему такой же бутерброд, как и себе, и протянул, глядя на дурачка со смесью брезгливости, любопытства и жалости.

Тот, не раздумывая, выбросил вперед несоразмерно большую руку, схватил еду и, торопливо запихнув в рот, проглотил, будто и не жуя. Из угла рта потекла ниточка слюны, дурачок стер ее тыльной стороной ладони и снова улыбнулся — на этот раз не в пространство, а Сене.

Семен покачал головой, сделал еще один бутерброд и отвернулся. Через несколько секунд, когда он взглянул на дурачка, от бутерброда не осталось ни крошки, а мальчишка сосредоточенно водил пальцем по губам, словно раздумывая, укусить самого себя или не стоит.

Он был очень крупный, ростом почти со щуплого Сеню, но при этом вялый — опущенные плечи, слишком длинные руки, висевшие плетьми вдоль тела. Покосившись на него, Сенька все-таки забрался в шалаш, вытащил из сумки полотенце — Кручинин даже не проснулся от его возни — и вернулся к парнишке.

— Одежонку свою сымай, — приказал он вполголоса. — Давай, не стесняйся. Просушить тебя надо.

Идиот испуганно шарахнулся от него, и Сенька не стал связываться. «Все равно обратно поплывет, снова вымокнет». Он перекинул полотенце через ближайший сук и уселся на свое место, забрав с пенька нож, над которым работал.

Парень следил за ним будто зачарованный. Когда Сенька принялся колдовать над фигурой медведя, мальчишка даже язык высунул, и розовый кончик его шевелился между полуоткрытых губ, поблескивавших от слюны. Через некоторое время Алеша не вытерпел и подполз вплотную, весь перемазанный в иголках, земле, налипших на мокрую одежду и тело травинках…

— Кто ж тебя одного отпускает, а? — спросил Сеня. — А если бы ты в реке утонул? За тобой присмотр нужен, так ведь?