Улыбка пересмешника - Елена Михалкова (2009)

Однако именно это слово уже несколько раз произнес человек, сидевший напротив него — сухопарый лысеющий мужчина лет пятидесяти пяти с ничем не примечательным лицом, производящий, однако, впечатление основательности и респектабельности.

— Все про кризис талдычат, — в сердцах произнес он, продолжая начатый разговор о вреде журналистов, — нагнетают обстановку, создают панику… Что поразительно в этой стране, Кирилл, — ведь все, все без исключения готовы рубить сук, на котором сидят! Вот что меня поражает. И нет бы по глупости, поскольку не видят дальше собственного носа… Так ведь нет, видят! Видят! Но сиюминутная жадность всегда сильнее. И с писаками то же самое: лишь бы выдать сенсацию, а уж как люди на твой материал отреагируют, что за этим последует — дело десятое. Помяни мое слово, Кирилл: когда строчащие гамадрилы начнут один за другим терять работу, некоторые из них — те, что поумнее, — вспомнят, что сами приложили руку к тому, чтобы это случилось.

— А вы не преувеличиваете, Николай Аристархович? — Кирилл обращался к собеседнику на «вы», зная, что тот не любит фамильярности. — Слишком много шума вокруг этого кризиса. Кто-то волну гонит, хочет бабки заработать… Да, в общем, понятно кто. Проходили мы уже это.

Собеседник Кручинина в изумлении отложил нож, которым собирался разделывать рыбу.

— Кирилл, да ты оглянись вокруг! Ты что, не замечаешь, что происходит?

Кручинин пожал плечами:

— У меня все нормально. Если сделку заключу, то оборудование наконец-то сменю на качественное.

— Слышал. А кредит-то не у меня берешь, у «Альфы», — поддел его Николай Аристархович.

— У вас возьмешь, без штанов останешься, — беззлобно ответил Кирилл, ухмыльнувшись.

— Ну смотри, тебе виднее… Про «Альфу» разные слухи ходят в последнее время…

— Какие? — мигом насторожился Кручинин.

— Разные. Да ты ешь, ешь. Случись что, придешь ко мне, выручу. Как-никак, свои люди.

Знакомством со «своим человеком» Кирилл дорожил. Потому и обедал время от времени в этом ресторане, который терпеть не мог. Николай Аристархович Чирков, которого он про себя называл Банкиром, действительно был крупнейшим акционером банка «Сиб-инвест», и Кручинин хорошо понимал, что такими людьми не разбрасываются.

Познакомились они закономерно, на дне рождения у общего знакомого, а вот сошлись ближе почти случайно: занимались в одном конно-спортивном клубе. Лошадей Кручинин любил до дрожи, и своего коня Антея всегда чистил сам, не подпуская конюхов даже близко к диковатому жеребцу. Он приезжал в конюшню три раза в неделю, проводил там по нескольку часов, и презрительно косился на тех, кто рассматривал лошадь только в качестве ездового животного.

Николай Аристархович, такой же страстный любитель, заметил это и проникся к Кириллу симпатией. Сам он держал двух чистокровных верховых и одного ахалтекинца, при которых состояли два личных конюха, и навещал их почти каждый день, гоняя своих верховых до пены. Сперва они разговорились о достоинствах разных пород, затем сдержанно похвалили лошадей друг друга, потом при случае пообедали вместе. Кириллу импонировало знакомство с Банкиром, и он охотно и почти без всяких усилий изображал, что нуждается в его советах, а Николаю Аристарховичу нравилось видеть себя в роли учителя.

Закончив обед, Кирилл попрощался с Банкиром и спустился вниз. В машине ждал Давид, нетерпеливо похлопывая по кожаному сиденью.

— Поехали, Кирилл Андреевич, опоздаем!

— Спокойно. Опоздаем — подождут. Не разводи панику. Я тебе сказал, что мы их сделаем — значит, сделаем.

Давид обернулся на шефа и увидел, что тот улыбается такой сытой улыбкой, будто контракт уже у них в кармане. Он прищелкнул языком, осуждая неожиданное легкомыслие шефа, но вслух ничего не сказал.

Два часа спустя все было закончено. Кирилл Кручинин купил оборудование на десять процентов дешевле изначальной цены.

Виктория