Улыбка пересмешника - Елена Михалкова (2009)

Обратно она переправилась на Алешиной доске, а прибежав домой, первым делом поменяла длинное вымокшее платье на короткое, быстро сохнущее. Отец и мать храпели после обеда, не интересуясь, где дети, и Таня поблагодарила бога за их равнодушие. Сейчас оно было ей только на руку.

Лопата, мешок… Она схватила старый заступ — тот самый, которым собиралась гонять приблудную собаку, — и обернула мешковиной. Если ее увидят, скажет, что идет копать какие-нибудь лесные цветы для палисадника. Но после полудня деревня должна быть безлюдна…

Так оно и вышло. Правда, Таня не учла, как тяжело ей будет плыть на остров с лопатой, и потеряла некоторое время, пытаясь так и эдак приладить ее к доске. В конце концов догадалась: положила обернутый мешком заступ на доску, а сама легла на него сверху, прижимая всем телом.

Когда она добежала до того места, где оставила брата, то обнаружила, что лес пуст. Заметавшись, как птица, среди стволов, Татьяна уже собиралась закричать, когда услышала сопение, доносившееся из ямы. Подбежав к краю, она увидела спускавшегося вниз Алешу.

— Что ты делаешь?!

От ее крика он вздрогнул и чуть не упал. Начал что-то объяснять, волнуясь и запинаясь, но Татьяна не стала слушать: она вытащила его из ямы, силой заставила стянуть футболку, и пожалела, что не захватила для него другую. Усадив Алешу на краю ямы, Таня приказала ему сидеть тихо и не двигаться с места, а сама, взяв лопату, спустилась к телу.

Она ожидала, что копать будет тяжело, но, к ее удивлению, заступ входил в землю, словно в песок. Камни Татьяна предусмотрительно сложила в мешковину и оттащила в сторону. Их оказалось много, и кровь была не на всех, но она решила не рисковать.

Выкопав яму, Таня схватила безжизненное тело за руки и потащила к могиле. От этого зрелища Алеша, до того сидевший тихо, пришел в такое возбуждение, что принялся прыгать, точно обезьяна, издавая птичьи крики, и, пока Татьяна не накричала на него, не успокоился. Таня сбросила труп в яму и принялась старательно зачищать кровавую полосу, оставшуюся за ним. Камни в мешке отправились вслед за окровавленной землей, затем в яму упали куски дерна, которые показались ей покрытыми бурыми пятнами. Татьяна работала бешено, ни о чем не думая, выполняя ею самой заданную программу и не отвлекаясь на мелочи вроде содранной кожи на руках и ломоты в спине.

Когда тело было закопано, она выбралась наверх и вырвала несколько веток малины. Ее не волновало, что малина засохнет, — все, чего ей хотелось, это скрыть следы на дне провала, кричащие о том, что здесь кто-то работал несколько часов не покладая рук. Земля в том месте, где она закопала убитого, казалась рыхлой, и Татьяна сначала притоптала ее, а затем набрала, отойдя подальше, полный подол хвои, шишек и опавших веток, и разбросала вокруг могилы и на нее. Часть камней осталась валяться на земле, но Таня утешала себя тем, что ни на одном из них нет крови.

Все мысли о том, что она делает, Татьяна отгоняла. Она поставила перед собой задачу — спрятать тело и те улики, которые могли бы указывать на брата, — и методично решала ее. Алешину футболку она собиралась сжечь, но спичек с собой не было, и, подумав, Таня ограничилась тем, что закатала ей рукава, чтобы не было видно побуревших пятен. «Вернемся домой — сожгу».

Когда все было закончено, Таня выбралась из ямы и пошла к реке. Лихорадочная возбужденность, в которой она пребывала последние часы, исчезла, и она почувствовала озноб, быстро сменившийся жаром. Опустившись на колени прямо в мутную воду, Таня умыла лицо и едва успела отскочить в кусты. Ее долго рвало, и потом, обессилев, она лежала на берегу, пока мысль о брате не заставила ее взять себя в руки.