Улыбка пересмешника - Елена Михалкова (2009)

— Давай в кухню. — Он высунулся на секунду, стряхивая воду с рук, окинул ее взглядом и снова скрылся за дверью.

«В кухню так в кухню». Алиса сбросила сандалии, босиком прошла по полу и оказалась в кухне, где не было ничего, кроме очень чистой и явно дорогой плиты, подвесного шкафа с посудой и нескольких ковриков, сложенных пестрыми рулончиками вдоль стены. Без мебели комната показалась Алисе неожиданно просторной, в отличие от кухни ее родителей, загроможденной стульями, табуретками и двумя холодильниками.

— Любой, какой тебе нравится, — сказал бесшумно подошедший Максим.

Он взял один из рулонов и развернул посреди комнаты.

— Мадам, стол к вашим услугам!

— Ты собираешься меня кормить?

Она улыбнулась, и ему подумалось, что девушка вовсе не кажется напуганной произошедшим.

— Я собираюсь с тобой выпить.

— Я не пью! — запротестовала Алиса, но он уже выливал в кастрюльку булькающее красное вино, сыпал какие-то душистые специи из крохотных жестяных коробочек и помешивал варево длинной деревянной ложкой.

Рассматривая его, Алиса заметила, что шорты он сменил на домашние штаны, и ей стало смешно.

— Максим, а почему у тебя майка порвана?

Он оглядел себя, ничуть не смущаясь.

— Порвал, пока надевал. Торопился.

— Ты выглядишь как жертва разбоя, — она рассмеялась. — Хотя нет! Ты выглядишь как разбойник!

Он смотрел на нее, невольно улыбаясь, хотя этот день, шедший с утра наперекосяк, должен был по всем законам подлости завершиться именно так: ее возвращением поздно вечером с каким-то лощеным хмырем, похожим на актера, которого он видел с ней уже второй раз, и появлением гоп-компании, членам которой он едва не переломал руки — настолько был зол и на них, и на нее. Когда Максим вышел на балкон выкурить сигарету перед сном и понял, что происходит внизу, он скатился по лестнице как был, в трусах и старой футболке, едва не вышиб дверь, и чудом удержался, чтобы не впечатать головой в стену того урода, который стоял возле Алисы, пережав ей шею. Хорошо, что в последнюю секунду привычка контролировать себя взяла верх.

Максим разлил по чашкам горячий глинтвейн и протянул одну Алисе, обернув ручку салфеткой, чтобы она не обожглась. Алиса сидела на сине-зеленом коврике, похожем на море, отпивала маленькими глоточками из чашки, и он видел по ее глазам, что она снова канула куда-то. Только что была с ним, улыбалась ему — и вот исчезла, словно провалилась в кроличью нору и помчалась за невидимым ему кроликом, оставив после себя только тень той Алисы, которую он знал. Точнее, думал, что знает.

Максим Белоусов, врач тридцати восьми лет, считавший себя уравновешенным человеком, впал в ярость второй раз за вечер, и, едва сдерживаясь, чтобы не тряхнуть как следует за плечи девушку, сидевшую напротив, спросил без всякого предисловия, жестко и зло:

— Алиса, скажи мне, что ты делаешь со своей жизнью?

Ему удалось выдернуть ее из кроличьей норы. Она подняла на него глаза, и ее улыбка — слегка рассеянная улыбка, живущая в уголках губ и маленькой ямочке на левой щеке, — исчезла.

— Ты сама понимаешь, что тебе нужна помощь?

Она аккуратно отставила чашку в сторону и поднялась, всем своим видом словно говоря: «Спасибо за гостеприимство, но мне пора».

— Сядь. Сядь, я тебе говорю! И выслушай меня…