Пару секунд Алиса рассматривала снимки, затем подняла на него глаза, сказала растерянно:

— Это Рома. А зачем ты нас фотографировал?

Тонкие пальчики быстро пробежали по снимкам, выхватили один:

— Ой, вот эта удачная! Кирилл, можно я ее себе возьму, а? Посмотри, как я здесь хорошо получилась!

Кручинин бросил взгляд на начальника службы безопасности, и тот отрицательно качнул головой: все чисто.

— Что еще за Рома?

— Мы случайно познакомились на улице. Он, кажется, за мной ухаживает…

— Кажется? Ухаживает?! Рассказывай, как познакомились!

Алиса вкратце изложила обстоятельства знакомства с Романом, отвечая на вопросы, которыми муж перебивал ее повествование.

— Рисунок, значит, выпал, — кивнул Кирилл и неприятно улыбнулся. — Вообразил себе девушку и нарисовал ее! — Он вдруг оставил нарочито спокойный тон и резко спросил: — Почему мне об этом не говорила? А? В постель к нему захотела?

Брови Алисы взлетели, а затем недоумение сменилось улыбкой.

— В постель? Что ты, Кирилл! Я же тебя люблю.

Ее признание нисколько не тронуло его.

— Тогда какого хрена?…

— Боялась, что ты запретишь мне гулять. — Алиса виновато, как ребенок, посмотрела на него. — Он такой милый… По крыше меня водил как-то раз. Нет-нет, не подумай, — заторопилась она, — это не опасно! Я просто не хотела тебя огорчать.

Она помолчала, изучая его лицо, и добавила расстроенно:

— Я что-то не так сделала? Ты сердишься?

— Посиди пока, — приказал Кирилл, не отвечая на ее вопрос, и кивком указал Туканову на дверь.

Когда они вышли, секретаршу Ниночку словно ветром сдуло: за что ценил ее Кручинин, так это за способность улавливать его настроение.

— Ну? — Он обернулся к подчиненному. — Без растекания мыслию по древу, коротко и ясно.

— Кирилл Андреевич, только в одном месте был скачок чуть выше…

— Вот этого мне не надо! — перебил Кручинин. — Про скачки кому-нибудь другому рассказывай. Мне нужно одно знать: где она врет, а где нет.

— По показаниям прибора — нигде не врет.

— Ясно…

Кирилл постоял минуту, сохраняя хорошо знакомое Туканову непроницаемое выражение лица, означавшее, что кому-то ничего хорошего ждать от шефа не придется.

— Тогда вот что…

Роман вышел из машины и нажал на кнопку: пропела послушная сигнализация, и он небрежным жестом сунул ключи в карман. У него было в арсенале несколько таких жестов — красивых, специально отработанных… Они нравились ему самому, и он сделал их своей привычкой.

Настроение у Романа было паршиво-озабоченное, и та его часть, которая чувствовала себя паршиво, предложила вызвать такси, отправиться в какой-нибудь клуб, снять там красивую девочку и беззаботно провести ночь. Однако та часть, что была озабочена происходящим, напомнила о проведенной «чистке мозгов ершиком для унитаза» — так эту процедуру именовал его шеф.

Чистку провела клиентка, и сделала это так, что Роман и в самом деле на короткое время ощутил себя фаянсовым изделием. Чувство было очень неприятное, но Роман, будучи человеком неглупым, понимал, что взбучку он заслужил. Случайные совпадения, накладки и прочие неудачи списываются не на господа бога, а на исполнителя, провалившего операцию. С бога слишком сложно спросить — по крайней мере, на этом свете.

Но когда Владимир сказал, что пока оставляет его на задании, потому что лучшей кандидатуры нет, Роман едва не взвыл. Он не хотел больше заниматься странной девчонкой! Об этом он заявлять не стал, но высказался недвусмысленно: Алиса Кручинина слишком увлечена своим мужем, и оттого Роман расценивает шансы на успех как крайне низкие. Он признает, сказал Роман, что во всем случившемся есть его вина, и поэтому понесет любое наказание, включая возвращение части — он умело подчеркнул «части» — своего гонорара.