Химера - Тесс Герритсен (2015)

– Я получил краткую информацию. Знаешь, что протекло вчера на «Дискавери»? Ну, что они никак не могли определить? Выяснилось, что это жидкость из мешка с телом Кеничи Хираи.

– Но этот мешок герметично закрыт. Как же произошла протечка?

– Пластик прорвался. Экипаж говорит, содержимое мешка выглядело так, словно было под давлением. В нем происходит нечто вроде ускоренного разложения.

– Киттредж говорит, что это вещество зеленого цвета и по запаху немного напоминает рыбу. Не слишком похоже на жидкости разложившегося трупа.

– Мы теряемся в догадках. Они снова герметично запаковали мешок. Нам придется дождаться посадки и выяснить, что там происходит. Мы впервые имеем дело с человеческими останками в условиях микрогравитации. Возможно, процесс разложения в этих условиях проходит по-другому. Быть может, анаэробные бактерии погибли и поэтому гнилостного запаха нет.

– Насколько тяжело состояние экипажа?

– Хьюитт и Киттредж жалуются на сильную головную боль. Мерсера рвет без остановки, а у О’Лири боли в животе. Сколько здесь психологической составляющей, определить невозможно. Но эмоциональная реакция наверняка была – они ведь узнали, что наглотались разложившихся останков своего коллеги.

Психологический фактор, без сомнения, осложняет картину. Всякий раз во время вспышки пищевых отравлений среди пострадавших немало тех, кто на самом деле не подвергся действию яда. Но сила самовнушения настолько велика, что их рвет не слабее, чем реально заболевших.

– Им пришлось отложить расстыковку. В Белых Песках тоже проблемы – один из передатчиков ТАКАНа сигналит с ошибками. Для починки требуется несколько часов.

ТАКАН представлял собой систему наземных передатчиков, постоянно сообщающих шаттлу уточненные данные вектора состояния наведения.

– Теперь решили, что им больше нельзя ждать, – заметил Блумфилд. – За последний час состояние экипажа ухудшилось. У Киттреджа и Хьюитт кровоизлияния в склеры. Точно так же было и у Хираи.

Самолет начал разбег перед взлетом. Рев двигателей оглушил их, а земля ушла из-под шасси.

Джек крикнул сквозь шум:

– А что с МКС? На станции никто не заболел?

– Нет. Люки между станцией и кораблем были закрыты – они не хотели, чтобы жидкость попала на МКС.

– Значит, она распространилась только по «Дискавери»?

– Пока да, насколько нам известно.

«Значит, Эмма в порядке, – подумал он, с облегчением вздохнув. – Эмма в безопасности. Но если зараза проникла на борт «Дискавери» вместе с телом Хираи, почему тогда экипаж станции не заболел?»

– Каково расчетное время прибытия шаттла? – поинтересовался он.

– Сейчас у них расстыковка. Включение двигателя через сорок пять минут, а посадка должна произойти около семнадцати ноль-ноль.

А это значит, что у наземных служб не так много времени на подготовку. Джек посмотрел в иллюминатор: самолет прорвался сквозь облака и окунулся в золотистое солнечное сияние. «Все против нас, – подумал он. – Экстренная посадка. Сломанный ТАКАН. Больной экипаж. И все это свяжется в один узел на взлетно-посадочной полосе на краю света».

У Джилл Хьюитт раскалывалась голова, глазные яблоки болели так сильно, что она едва могла сконцентрироваться на контрольной таблице расстыковки. За последний час боль прокралась в каждую мышцу ее тела, и казалось, будто кто-то вкручивает шурупы в спину и бедра. Обе склеры покраснели, у Киттреджа – тоже. Его глазные яблоки походили на мешки с кровью. Ярко-красные. Он тоже страдал от боли; она догадывалась об этом, глядя на то, как он двигается, медленно и осторожно поворачивая голову. Им обоим приходилось терпеть страшные мучения, но никто не осмелился сделать себе укол обезболивающего. Расстыковка и приземление требовали полной боевой готовности, и они не могли рисковать, пусть даже совсем чуть-чуть замедлив свою реакцию.