Книга Балтиморов - Жоэль Диккер (2017)

– Значит, вы живете по соседству, – сказала она и, схватив соломинку, погрузила ее по очереди в наши коктейли, попробовать.

– Мы живем на Уиллоуик-роуд, – ответил Гиллель.

Она улыбнулась. Когда она улыбалась, миндалевидные глаза придавали ей задорный вид. Я счел нужным уточнить:

– А я живу в Монклере, в Нью-Джерси.

– И вы все трое кузены?

– Мой и его отец – братья, – пояснил Гиллель.

– А ты? – обратилась она к Вуди.

– А я живу с Гиллелем и его родителями. Мы как братья.

– Так что мы все трое – кузены, – заключил я.

Она рассмеялась чудесным смехом. Так она вошла в нашу жизнь – девушка, которую мы все трое будем любить всей душой. А-лек-сан-дра. Горстка букв, четыре коротких слога, которые скоро перевернут весь наш мир.

12

Балтимор, Мэриленд,

весна – осень 1994 года

Следующие два года она озаряла своим светом нашу жизнь.

Милые мои кузены, будь вы живы, мы бы сейчас рассказывали друг другу, как она покорила нас.

Летом 1994 года я умолил родителей позволить мне после каникул в Хэмптонах провести две недели в Балтиморе. Чтобы побыть с ней.

Она привязалась к нам, и мы без конца толклись у Невиллов. Обычно старшие сестры не ладят с младшими братьями. По крайней мере, у моих приятелей в Монклере дело обстояло именно так. Они обзывали друг друга последними словами и делали друг другу гадости. У Невиллов все было иначе. Безусловно, из-за болезни Скотта.

Александре нравилось быть с нами; она даже искала нашего общества. А Скотт обожал сестру. Она звала его “пупс” и обходилась с ним очень нежно. Глядя, как она ласкает его, обнимает, гладит по макушке, целует в щеки, мне вдруг самому страшно захотелось заболеть муковисцидозом. Я всегда удостаивался ровно того внимания, какого и заслуживал Монклер, и был потрясен: сколько, оказывается, тепла может получать ребенок!

Я обещал небесам тысячи чудес в обмен на один хороший муковисцидоз. Дабы помочь божественному промыслу, я незаметно лизал вилки Скотта и пил из его стакана. Когда у него случались приступы кашля, я держался поближе и пошире открывал рот, стараясь не упустить ни одного миазма.

Я сходил к врачу, но он, увы, сказал, что я совершенно здоров.

– У меня муковисцидоз, – решил я подсказать ему диагноз.

Он расхохотался.

– Э! – возмутился я. – Повежливей с больными!

– Нет у тебя никакого муковисцидоза, Маркус.

– Откуда вы знаете?

– Оттуда, что я твой врач. Ты в полнейшем порядке.

Ни один уикенд в Балтиморе не обходился без Александры. Она воплощала в себе все наши грезы: прикольная, умная, красивая, ласковая и мечтательная. Больше всего нас привлекал в ней, безусловно, музыкальный дар. Мы стали для нее первыми настоящими слушателями. Она звала нас к себе, брала гитару и играла нам, а мы зачарованно слушали.

Играть она могла часами, но мы все равно просили еще. Она исполняла нам мелодии собственного сочинения, спрашивала, что мы о них думаем. Не прошло и пары месяцев, как тетя Анита согласилась записать Гиллеля и Вуди на уроки гитары; зато я в своем Монклере получил от матери отказ, сопровождавшийся убойным аргументом: “Гитаре учиться? Это еще зачем?” Думаю, она была бы вовсе не против, если бы я играл на скрипке или на арфе. Тогда она видела бы во мне виртуоза, оперного певца. Но когда я говорил, что стану звездой поп-музыки, перед ее взором возникал паяц с длинными сальными волосами.

Александра стала первым и единственным членом Банды Гольдманов женского пола. Она сразу влилась в нашу компанию, и мы уже не понимали, как могли так долго обходиться без нее. Она поглощала с нами пиццу на вечеринках у Балтиморов, ездила с нами к отцу тети Аниты в “Мертвый дом” и даже выиграла там наш почетный интергольдмановский приз в заездах на инвалидных колясках. Она была способна выпить залпом столько же газировки, сколько и мы, и так же мощно рыгнуть.