– Два из них на подъездной дороге и четыре – на вырубке за лугом. Свой наблюдательный пункт ты устроила как раз там, где у нас установлена точка сигнализации. Ведь оттуда усадьба видна лучше всего. Чаще всего вблизи от нас оказывается лось, косуля, а иногда любители собирать ягоды. Но кто-то крадущийся с оружием в руках – большая редкость.

Он помолчал секунду.

– Уж не думала же ты, что Залаченко будет сидеть в сельской хибаре полностью беззащитным?

Лисбет потерла шею и сделала попытку встать.

– Сиди, где сидишь, – резко скомандовал Залаченко.

Нидерман покончил с изучением ее пистолета и теперь спокойно смотрел на нее. Затем приподнял одну бровь и осклабился. Лисбет пришло на память расколошмаченное лицо Паоло Роберто, которое она видела по телевизору, и девушка решила, что лучше ей остаться на полу. Она перевела дыхание и прислонилась к дивану.

Залаченко протянул в сторону Нидермана здоровую правую руку, и тот, вынув свое оружие из кармана и передернув затвор, передал его. Лисбет успела заметить, что это был «ЗИГ-Зауэр», штатное оружие полицейских. Залаченко кивнул. Не говоря ни слова, Нидерман повернулся, надел куртку и вышел. Лисбет слышала, как наружная дверь открылась и закрылась.

– Только без глупостей. Попробуешь встать – сразу получишь пулю.

Лисбет расслабила мышцы. Он успеет всадить в нее две, а может, и три пули, прежде чем она доберется до него. Боеприпасы у него, скорее всего, такого типа, что она умрет от потери крови за несколько минут.

– Ну и видок у тебя, – заметил Залаченко, тыча пальцем в колечко у нее в брови. – Как у записной шлюхи.

Лисбет пристально взглянула на него.

– Но глаза у тебя в меня, – сказал он.

– Больно? – спросила она, кивнув на протез.

Залаченко пристально посмотрел на нее.

– Нет. Уже не больно.

Лисбет кивнула.

– Ты ведь спишь и видишь, как бы убить меня.

Она ничего не ответила, а он вдруг засмеялся.

– Я о тебе много думал. Вспоминал почти столько раз, сколько видел себя в зеркале.

– Надо было оставить маму в покое.

Залаченко ухмыльнулся.

– Шлюхой она была, твоя мать.

Глаза Лисбет почернели.

– Никакая она не шлюха. Работала кассиршей в продуктовом магазине и пыталась свести концы с концами.

Залаченко вновь захохотал.

– Можешь думать о ней что хочешь, но я-то знаю, что она шлюха. Она позаботилась о том, чтобы поскорее забеременеть, а потом пыталась уговорить меня жениться на ней. Еще чего – жениться на шлюхе…

Лисбет ничего не сказала. Она следила за дулом пистолета и надеялась, что Зала хоть на секунду ослабит бдительность.

– Пакет с горючим – это ты хитро придумала. Я тебя возненавидел. Но постепенно это перестало иметь значение. Ты не стоила моей энергии. Если бы ты оставила все как есть, плевал бы я на прошлое.

– Глупости. Тебя нанял Бьюрман разделаться со мной.

– Ну, это другое дело. Это просто сделка. Ему нужен был видеофильм, хранящийся у тебя, а я немного подрабатываю подобными сделками.

– И ты думал, что я отдам тебе диск?

– Да, деточка, уверен, что отдала бы. Ты и понятия не имеешь, какими покладистыми становятся люди, когда их о чем-то просит Рональд Нидерман. Тем более если он использует для своих целей бензопилу и отпилит одну из твоих ступней. В моем случае это было бы почти как «око за око», только «ступня за ступню».

Лисбет представила себе Мириам Ву в руках Рональда Нидермана на складе под Нюкварном.

Залаченко ложно истолковал выражение ее лица.

– Можешь не беспокоиться – мы тебя распиливать не собираемся. – Он посмотрел на нее. – Это правда, что Бьюрман тебя изнасиловал?

Она не ответила.

– Фу, ну и вкус же у него… Я читал где-то в газете, что ты вроде паршивая лесбиянка. Меня бы это не удивило. Подозреваю, что на тебя ни один парень не польстится.

Лисбет по-прежнему молчала.