Бессердечный - Павел Корнев (2015)

Быть пойманным на лжи я нисколько не опасался. Не располагай я броневиком, добрался бы до Кальварии примерно ко времени ареста, если не позже.

Но Бастиана Морана мои слова нисколько не убедили. Старший инспектор посмотрел на меня так, словно видел все уловки насквозь, и отошел к двери.

– Последний вопрос, виконт, – произнес он, оборачиваясь. – Вы не знаете, с какой целью ваш дядя потратился на два десятка наемников?

– Старший инспектор, вы имеете обыкновение задавать вопросы, на которые у меня нет ответов.

– В самом деле?

Я поднялся со стула и подтвердил:

– Именно. Но это правильные вопросы. Вряд ли дядя опасался меня столь сильно, что решился на подобные траты. Хорошие наемники обычно недешевы. Он либо затеял нечто противозаконное, либо имел основание опасаться нападения.

Бастиан Моран кивнул.

– Вы свободны, виконт, – объявил он и вышел за дверь.

Я немедленно бросился следом.

– Старший инспектор! – крикнул, выскочив в коридор. – А мои вещи?

Вместо Морана ответил один из караульных.

– Пройдемте, – позвал он за собой. – Вам все вернут.

В канцелярии сыскной полиции меня дожидался знакомый уже детектив-сержант, рыжеусый и желтоглазый. Он достал из папки опись изъятого имущества, попросил ознакомиться с ним, а потом начал выкладывать на конторку одну позицию за другой. Нож, зажигалку, портмоне, банкноты и монеты, жестянку с леденцами, темные очки, документы о вступлении в права наследования, «Цербер» и отдельно кассету с двумя целыми и одним стреляным патроном, нетронутую кассету с патронами серебряными, пустую кобуру, обойму к «Рот-Штейру», трость и фотокарточку с посвящением на обороте и затейливой подписью «Эмиль»…

Фотоснимок я нервно сунул во внутренний карман пиджака; детектив-сержант не обратил на это никакого внимания и потребовал:

– Если все верно, пишите, что претензий нет, и ставьте подпись.

Так и сделал. Потом быстро рассовал по карманам свои пожитки и поспешно покинул Ньютон-Маркт, словно бегущий из чистилища грешник. Выскочил во двор, отгороженный от улицы колоннадой портика, и подставил лицо лившейся с неба воде.

Стало легче. Легче, но ненамного.

Неожиданное родство с императорской фамилией, нападение Лазаря и бесследное исчезновение Елизаветы-Марии рвали измученную душу на куски, и от недавних событий просто шла кругом голова.

Что происходит? И почему в центре всей этой бесовщины именно я?

И самое главное – как могла оклеветать меня Елизавета-Мария? Если, лелея собственное самолюбие, я еще мог отнести записи в дневнике к безобидным фантазиям девушки, раздосадованной навязанным ей браком, то участие в похищении секретного патента в эту схему категорически не укладывалось.

Неужели она отводила подозрение от кого-то иного?

Но от кого?

И тут в меня словно молния ударила.

Альберт Брандт! Талантливый и обаятельный любимец женского пола, который неизменно сопровождал меня при всех якобы неожиданных встречах с Елизаветой-Марией. Более того, он писал ей стихотворное посвящение, а если учесть его увлекающуюся натуру и болезненный разрыв с Кирой, то он вполне мог перенести свои чувства на новый объект.

Таинственная незнакомка! Не о дочери ли Фридриха фон Нальца он толковал подобным образом, не желая портить со мной отношения?

Я невольно ускорил шаг и бросился бы бежать бегом, если бы мысли не вернулись к странному ограблению барона Дюрера. На кой черт поэту сдалась технология изготовления дюралюминия? Он никогда не был замечен ни в чем предосудительном!

Деньги? Неужели Альберт так сильно нуждался в деньгах? Или попросту вознамерился сбежать с моей возлюбленной?

Моей?!

Сердце пронзила острая боль, я оступился и даже оперся на мраморную колонну портика. В глазах потемнело, мир посерел, шум дождя сменился непонятным звоном. Обида и негодование захлестнули с головой, захотелось кого-нибудь убить.