Уголек в пепле - Саба Тахир (2016)

Долгое время он молчал. В его движениях чувствовались тяжесть и усталость. Под маской полные губы казались жесткими, челюсть упрямой. Но я помнила, каким было его лицо на фестивале. Красивым. Даже маска не могла это скрыть. Темная ромбовидная татуировка Блэклифа виднелась сзади на шее, отливающей серебром в том месте, где металл маски прилегал к коже.

Он поднял лицо, почувствовав мой взгляд, но быстро отвернулся. Я все же успела заметить предательскую красноту глаз. Я расслабила руку, в которой только что сжимала кинжал так крепко, что побелели костяшки пальцев. Что могло расстроить маску, Претендента, настолько, что он едва сдерживает слезы?

– Что ты мне рассказывала о своей жизни в Квартале книжников? – спросил он, нарушив тишину. – С дедушкой, бабушкой и братом. Это ведь была правда?

– Несколько недель назад – да. Империя натравила на нас маску. Он убил дедушку и бабушку. Забрал мо его брата.

– А твои родители?

– Мертвы. Уже давно. У меня остался только брат. Но он в камере смертников в тюрьме Беккар.

Витуриус посмотрел на меня.

– В Беккаре нет камер смертников.

Его слова прозвучали как бы между прочим и совершенно неожиданно, поэтому я даже не сразу поняла их смысл. Он снова опустил глаза и занялся своим делом, не замечая, какое впечатление произвели они на меня.

– Кто тебе сказал, что он в камере смертников? И кто тебе сказал, что он в Беккаре?

– Я… слышала сплетни. – Лайя, ты – дура. Ты попалась. – От… друзей.

– Твои друзья ошибаются. Или что-то путают. В Серре единственная тюрьма, где есть камеры смертников, – это Центральная. Беккар намного меньше, и обычно туда сажают торговцев-мошенников и пьяных плебеев. И это точно не Кауф. Я бы знал. Я был на страже в обеих.

– Но, скажем, если на Блэклиф нападут… – Мысли мчались галопом, когда я думала о словах Мэйзена. – Разве не Беккар будет обеспечивать… защиту?

Витуриус невесело усмехнулся.

– Беккар – защита Блэклифа? О, пусть моя мать никогда такое не услышит. В Блэклифе три тысячи курсантов, готовых к войне, Лайя. Некоторые еще юны, но даже такие, совсем зеленые, опасны. Школа не нуждается в защите, тем более в кучке скучающих наемников, развлекающихся ставками на тараканьих бегах.

Могла ли я неправильно услышать Мэйзена? Нет, он совершенно точно сказал, что Дарин находится в камере смертников в Беккаре и что эта тюрьма обеспечивает охрану Блэклифа. И все это сейчас опроверг Витуриус. Мэйзен заблуждался или солгал мне намеренно? Однажды я поверила ему, но подозрения Кухарки… и Кинана… и мои собственные тяжким грузом легли на сердце. Но зачем Мэйзену лгать? Где на самом деле Дарин? Он хотя бы жив?

Он жив. Должен быть. Я бы знала, если бы мой брат умер. Я бы это почувствовала.

– Я огорчил тебя, – сказал Витуриус. – Прости. Но если твой брат в Беккаре, его скоро выпустят. Там никого не держат дольше нескольких недель.

– Конечно, – я прочистила горло и постаралась скрыть замешательство. Маски улавливают запах лжи. Они чувствуют обман. Я должна вести себя нормально. – Наверное, это просто слухи.

Витуриус бросил на меня быстрый взгляд, и я задержала дыхание, думая, что он собирается продолжить свои расспросы. Но он лишь кивнул и поднес уже почищенные кожаные доспехи к огню, а затем повесил их на крюк, вбитый в стену. Так вот зачем эти крюки! Возможно, Витуриус и не обидит меня? Он спасал меня от смерти много раз. Зачем бы он это делал, если бы хотел причинить мне боль?

– Почему ты мне помог тогда? – выпалила я. – Внизу, в дюнах, после того, как Комендант порезала меня… и потом, на Лунном Фестивале… и в тот день, когда Маркус напал на меня… Каждый раз ты мог бы просто пройти мимо. Но почему ты этого не сделал?

Он посмотрел на меня задумчиво.

– В тот день, когда впервые увидел тебя, я позволил Маркусу сделать тебе больно за дверью кабинета Коменданта. После этого я чувствовал себя плохо и хотел искупить вину.